Сьельсин обеими руками ударил себя в грудь и продолжил:
– Создателя нашего мира, вдохнувшего жизнь в мертвый камень! Того, кто вызволил нас из цепей Утайхаро! Говорящего с Наблюдателями! Ведающего мысли Создателей! Того, кто ведет нас сквозь пустоту и свет!
Это оказался не князь.
Я взглянул на Вечного, нестарящегося Кхарна Сагару, ожидая от него похожей тирады – в духе тех, что изрекают имперские герольды при появлении его величества. Кхарн вообще не ответил. Ни капли не впечатлившись, он откинулся на троне и принялся гладить Рена по голове, ероша волосы.
Его молчание предоставило котелихо, герольду, возможность продолжить:
– Мы видели корабли yukajjimn! Ты обещал, что флота не будет! Только их представитель!
– Это всего лишь когорта, а не флот! – воскликнула Смайт.
Герольд не ответил. Он нас не слышал.
– Людям нужно было на чем-то сюда добраться, – ответил Кхарн. – Я попросил их оставаться на месте, как и вас. На борту моего корабля только их послы и небольшой отряд.
«Пятьсот человек на „Скьявоне“, – подумал я, – и три сотни на „Мистрале“. Небольшой отряд».
Тут я обратил внимание на то, как Кхарн выразился: «Людям нужно было сюда добраться». Людям. Либо он не считал себя одним из нас, либо сьельсинское обозначение людей – юкаджимн, «паразиты» – не относилось к человечеству вообще, а лишь к представителям Империи.
В любом случае Кхарн считал себя третьей стороной, и котелихо не стал спорить с его заявлением, лишь забросил косу за плечо и вскинул когтистый кулак.
– Аэта Араната, сидящий на троне своих рабов, считает это приемлемым.
Существо разжало пальцы, каждый из которых был длиннее человеческого, с выкрашенными в темно-синий цвет когтями.
– Tutai wo, – последовал ответ Кхарна, а его губы прошептали: – Очень хорошо.
Зная теперь, что герольд нас не слышит, я стал переводить их диалог Смайт и Кроссфлейну:
– Оно говорит, что сьельсины пришлют агентов, чтобы проверить «Демиург» на наличие ловушек. Кхарн уточняет детали.
Сагара поднял кулак, копируя жест котелихо, и только тогда я осознал, что его рука была не настоящей. Как и грудная клетка, его левая рука была из светлого металла. Как и в груди, некий симулякр плоти, пластинчатый и соединенный, как броня, был натянут слоями на металлический каркас, отчего казалось, что он поднимает не настоящую руку, а ее стилизованную имитацию.
– Wananbe o-caradiu ti-Aeta ba-okarin shi, kajadi-se! – сказал Кхарн. – Я приготовил для твоего хозяина подарок, раб!
– Подарок? – спросила меня Райне. – Какой еще подарок?
– Не знаю.
Мой взгляд задумчиво перебегал с ее недоуменного лица на безэмоциональное лицо Кроссфлейна.
Вечный прервался, и, клянусь, все его голубые глаза повернулись к нам.
– Yukajjimn kajadin bi thumdein. Yuramyi caramnte ti-kousun ti-yukajjire, eza rakanyi caramnte ti-osun jia.
Кровь отхлынула от моего лица, сменившись на нечто холодное и острое, словно выхваченный из ножен на рассвете стальной клинок. Я гневно посмотрел на Смайт.
– Что? – спросила она. Недоумение не сходило с гладкого камня, которое она считала своим лицом. – В чем дело?
– Как вы могли? – спросил я тихо, глядя на нее свысока.
Вечный не замечал этого и продолжал говорить со сьельсинским котелихо.
– Как вы могли? – повторил я.
Кроссфлейн схватил меня за плечо и попытался развернуть:
– Что он сказал? Марло, выражайтесь яснее!
В свете голограммы волосы и бакенбарды старшего офицера казались особенно белыми, как снег. Их со Смайт лица напоминали маски из слоновой кости.
– Сагара сказал, что он передаст сьельсинам пять тысяч рабов-людей, – прорычал я, – рабов, которых вы, – здесь я забыл об осторожности и здравомыслии и ткнул Смайт пальцем в грудь, – ему привезли.
Маски из слоновой кости превратились в мраморные.
Я мотнул головой в сторону Сагары и его безмолвных детей:
– Значит, вот что вы ему привезли? Это обещанная плата, да, Смайт?
Рыцарь-трибун отвернулась:
– Двадцать тысяч. Из наших колониальных запасов.
– Двадцать?.. – Чтобы не ударить ее, я стукнул кулаком по краю проектора. – Каких еще колониальных запасов?
– Из хранилищ, – ответил за нее Кроссфлейн, как будто это оправдывало их поступок.
Империя содержала миллионы потенциальных колонистов, плебеев-добровольцев, неспособных более прокормить себя дома. Как и солдаты, они могли веками оставаться замороженными, пока их – с семьями, а иногда одних – не высаживали под лучами нового солнца. Теперь двадцати тысячам из них было суждено проснуться разве что под бдительным взором и в цепких руках Кхарна Сагары, в темных глубинах Воргоссоса.
Мои слова выходили плоскими, как цветы в гербарии:
– И вы еще меня в измене обвиняете? Это того стоило?
– Двадцать тысяч за судьбу Империи? – не глядя мне в глаза, ответила Смайт. – За квадриллионы людей? Да. Это того стоит. Я надеялась, вы это поймете.
Я открыл рот, чтобы закричать, но слова сьельсинского герольда заставили меня умолкнуть.
– Танаран, – сказал он, и я загнал ярость поглубже. – Raka Tanaran ti-saem gi ne?
«Где Танаран?»
– С людьми, – прошептал Кхарн, а его громкоговорители прогремели: – Raka vaa ti-yukajjimn.
– Я хочу поговорить с Танараном, – сказал герольд. – Shala o-tajarin ti-koun.
На лице Кхарна не было никаких эмоций. Сузуха заерзала рядом с ним, и стальная, обернутая кожей рука вытянулась, чтобы ее успокоить.
– Танаран во власти людей. Я не могу его привести.
– Мы передадим пленника только князю, и никому иному! – сказала Смайт, когда я перевел.
Сагара жестом призвал ее к молчанию; три его глаза спустились и плавно закружились вокруг, не сводя с нас взгляда.
– Тише, – сказал Кхарн и вновь обратился к сьельсину: – Я как можно скорее соберу ваш подарок к отправке. Можете прислать агентов, чтобы подготовиться к прибытию вашего повелителя, если желаете.
Сагара был удивительно любезен, хотя сейчас я подозреваю, что столь нарочитая лесть была лишь прикрытием, необходимым, чтобы подтолкнуть сьельсинов к сотрудничеству.
– Yumna raka dein ilokete ne, Sagara-se? – прошипел котелихо сквозь зубы.
– Никакого подвоха, Оаликомн, – ответил Сагара. – Ваш баэтан на корабле у yukajjimn. Не у меня. – Герольд оскалился, извилистая татуировка на его лице исказилась. – Ваш повелитель должен знать, что я с нетерпением жду его визита и надеюсь, что подарок придется ему по вкусу.
