Танаран встало не глядя, по-прежнему в поклоне.
– Посмотри на меня!
Танаран подняло глаза, щурясь от яркого света.
– Говори!
Баэтан тихо зашептал:
– Наблюдателей не оказалось на Тамникано, Ya Aeta-doro. Если когда-то они там и были, найти их мы не смогли. Ичакта Уванари и все остальные мертвы. Это все, кто остался, – продолжая кланяться, указал он на сородичей. – Мы подвели вас и просим вашего милосердия.
Слова, использованные им для обозначения милосердия, были разными: «ndaktu» и «daktaru». Первое, как я уже упоминал, означало «справедливость», «правосудие». Второе – «пощаду». Я не удивился бы, если бы Араната тут же снес своему слуге голову и послал к чертям Империю.
Но вмешался Кхарн Сагара.
– Милорд, – произнес он собственным голосом, – добро пожаловать. Надеюсь, мой подарок вам понравился?
Он говорил, как слуга перед хозяином, что заставило меня сильно задуматься, ведь Вечный служил лишь себе.
Меня вновь передернуло от мысли, что Райне и Кроссфлейн расплатились с Сагарой и сьельсинами человеческой кровью, и я потупил взгляд.
– Они прекрасно нам послужат, – ответило чудовище. – Нобута!
Я не сразу сообразил, что это имя сьельсина, державшего серебряную цепь, а вот Варро понял это мгновенно. Сьельсин дернул за цепь, потащив изувеченную женщину вперед. Ее искромсанные ноги шлепали по полу; ей, несомненно, было очень больно, но она даже не вскрикнула, ковыляя к своим хозяевам-нелюдям. Я поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как аэта оскалил блестящие зубы.
– С ними можно много всего сделать. У этих yukajjimn… большой потенциал.
Услышав перевод, Кроссфлейн тихо выругался, но удержался от дальнейших реплик, опасаясь, что девушка переведет.
– Люди хотят мира с вашей сциандой, – произнес Сагара и подождал, пока переведут.
Я поймал себя на том, что не могу отвести глаз от пустого лица девушки, не могу не прислушиваться к ее грубым лающим словам. Ее зубы время от времени появлялись из-за тонких губ и казались удивительно мелкими. Я с ужасом понял, что их сточили, и стиснул челюсти. Сьельсины переделали ее по своему образу и подобию, причинив нестерпимую боль и другие ужасы, о которых страшно было даже помышлять. Давным-давно в моем собственном доме я видел, как мирмидонцев-евнухов разукрашивали под ксенобитов для выступлений в Колоссо. По сравнению с тем, что сделали с девушкой, то был сущий пустяк.
– Genuri o-svanar ne? – переспросил Араната. – Заключить мир? Они хотят сдаться? Служить нам?
– Сдаться? – повторила Смайт, когда ей перевели слова князя. – Мы хотим прекратить войну. Заключить мир на равных условиях.
– Равных? – произнес Араната. – Аэта не имеет себе равных.
Мне следовало сразу понять, что являют собой эти слова: предупреждение, что переговоры обречены с самого начала. Но я зашел слишком далеко и слишком долго ждал, чтобы принять неприятную правду. Я надеялся, что все сьельсины окажутся похожи на Уванари. Но Уванари подверглось пыткам, а вождь не был пленным солдатом, которого я убил.
– Вам нужно, чтобы мы служили вам! – воскликнул он. – Ради этого я должен буду пойти против Хасурумна, против Пагорамату и остальных? Так?
– Вы бы не прилетели, если бы не хотели говорить, – впервые и не к месту встрял я со своим замечанием.
Бассандер напрягся, и я уже готов был получить от него подзатыльник.
Обошлось без этого. Аэта навис надо мной, гневно раздувая ноздри.
– Raka deni ne? – обратился он к Сагаре, не сводя с меня глаз.
«Это еще кто?»
Я не смутился и не отпрянул.
Сагару, кажется, одолела его привычная молчаливость, и вместо него ответило Танаран:
– Это Марло. Он спас нас на Тамникано. Он даровал ndaktu ичакте.
Танаран отвело взгляд от повелителя и посмотрело на потолок, задрав подбородок, как воющий на луну волк.
– Asvatada ne? – произнес аэта, одобрительно наклонив голову. – Вот как? Тогда я благодарен тебе. Итана Уванари было ценным имуществом. Приятно знать, что оно встретило достойную смерть.
Я вспомнил смерть Уванари, вспомнил, как сьельсин истекал кровью на полу камеры в Капелле под аккомпанемент сирен и вспышек. Оно сражалось до конца, вырвалось из цепей, убило своего мучителя и напало на меня. Я спасся лишь благодаря скромным навыкам и удаче.
– Достойную, – согласился я. Если, конечно, бывает достойная смерть.
Аэта вновь растопырил ноздри и наклонил голову, наставив рога так, чтобы показать могущество, как сильные люди порой играют мускулами и выпячивают подбородки.
– Я хочу поговорить со своим баэтаном наедине.
– Это можно устроить, – не подумав, ответил я на сьельсинском.
Варро перевел. Бассандер и Смайт тут же мрачно уставились на меня.
Перейдя на стандартный язык, я добавил:
– В знак наших добрых намерений.
Я понимал, что мне не стоило брать слово, но что сделано, то сделано. Вся наша группа сверлила меня глазами: Смайт и Бассандер, Кроссфлейн и Джинан, даже безразличный Варро.
– Аэта, я надеюсь, что после этой встречи ваш баэтан уйдет с вами, – поспешила сгладить последствия моей выходки рыцарь-трибун. – Если, конечно, мы придем к соглашению.
– Соглашению? – переспросил Араната. – Вы мне угрожаете?
– Угрожаю? – искренне опешила Смайт. – Ни в коем случае.
Она, как и все мы, не понимала тогда, что любой вызов авторитету аэты, любой мельчайший намек на то, что у нас есть право возражать ему, виделся им как угроза этому авторитету или даже хуже – как жестокое оскорбление.
– Вы считаете, мы будем торговаться с вами, как какие-то купцы? – возмутился Араната, произнеся слово «купцы» с той же ненавистью, с какой прелаты поносят шлюх.
– Просто так мы пленников не вернем, – сказал Кроссфлейн.
– Значит, они заложники! – воскликнул из-за спины повелителя герольд Оаликомн.
– Конечно заложники! – огрызнулся, не сдержавшись, Кроссфлейн.
– Danagauan wo! – повторила изувеченная девушка, сохранив интонацию Кроссфлейна.
Араната в ярости развернулся и отвесил ей звонкую оплеуху. Девушка шлепнулась на пол, как мокрое полотенце, и замерла.
– Abassa-do! – воскликнул стройный, одетый, как Араната, сьельсин, державший ее цепь. – Нет!
Я остолбенел, потерянно блуждая глазами между ксенобитами и нашими солдатами. Abassa-do. Abassa… «Отец». Я повернулся, пытаясь осмыслить это новое знание. Отец. Родитель. Прежде я никогда не видел сьельсинских детей, – думаю, никто не видел. Но, глядя на существо по имени Нобута, я понял. Черты его лица были более округлыми, мягкими, рога – более короткими, глаза – широкими. Оно было значительно ниже родителя, гораздо у́же в плечах и стройнее, чем взрослые.
