Я лишь развел руками и развернулся, чтобы не мешать детям.
Сузуха окликнула меня – не знаю почему:
– Они опасны.
– Они – это деймон? – уточнил я, цепляя меч на магнит.
– Деймон? – спросил Рен, прислонившись к валуну и одной рукой беря сестру за ногу, чтобы согреться.
Сузуха отмахнулась от него и соскочила с камня:
– Братство. Вы же знаете, что они такое?
– Мерикани, – ответил я. – Боги-компьютеры.
– Мерикани построили компьютеры, – покачала головой Сузуха. – А потом компьютеры стали строить их. И не только.
– Что «не только»? – спросил я. – И что значит «машины стали строить людей»?
Она поморщилась:
– Вы правда совсем ничего не знаете?
Сузуха подошла ко мне на пару шагов, развернулась и встала на небольшом возвышении у берега, позволив Рену прижаться к своей юбке.
– О мерикани – ничего, – ответил я с раздражением, но без стыда. – Это было очень-очень давно. Но я знаю много другого.
– Например?
– Например, что случится с Воргоссосом, – сказал я, раскинув руки, как крылья, для пущей убедительности. – И со всем этим.
Я хотел ее напугать, не знаю зачем. Возможно, решил, что только так смогу лучше понять ситуацию, в которой оказался. А может, просто из вредности.
Рен покосился на меня одним глазом, черным, как и у его сестры-двойника. Сузуха вздернула подбородок, как скульптор – штихель:
– Что вы имеете в виду?
– Ваш отец вам не говорил? – произнес я, не сомневаясь, что Сагара все слышит, и ожидая его реакции. Вмешается ли он? Пришлет ли Юмэ или СОПов? – Интересно. Как думаете – почему?
– Чего он нам не сказал? – спросил Рен, менее осмотрительный и более пугливый, чем сестра.
– Сначала вы. – Я ткнул в них пальцем. – Расскажите мне о мерикани.
Сейчас настойчивость, с которой я задавал этот вопрос, кажется мне странной, но тогда он виделся мне чрезвычайно важным. Мной как будто управлял один из моих внутренних одноглазых легионеров – то же назойливое любопытство, что много лет назад привело меня в гипогей колизея поглазеть на плененного Макисомна.
– Что рассказать?
Задул садовый ветер. Мне подумалось, что здесь они дули по графику. Подняв воротник шинели, я повернулся к детям левым боком, ожидая какого-то действа. Не знаю, чего именно я боялся. Нападения? Или правды? Несомненно, если бы Кхарн намеревался вмешаться и остановить меня, то уже сделал бы это. Возможно, дети знали меньше, чем считали, – как это обычно бывает с детьми.
– Что значит «братство может пожрать звезды»? – спросил я, засовывая руки в карманы.
– Они думают не так, как мы, – ответила Сузуха.
– Они умнее! Калверт так говорит! – перебил ее Рен, и сестра положила ладонь ему на голову, успокаивая.
– Отец рассказывал, что, после того как их построили, они стали создавать все подряд: удивительные приборы, оружие, вещи, которые мы никогда не сможем воспроизвести и понять. Мы отдали машинам значительную часть мира; они стали неотъемлемой частью нас, частью нашего разума. Сами того не заметив, мы превратились в их игрушки, а потом они нас бросили. Тогда мы узнали, что они создают новых людей, гомункулов, чей разум был организован таким образом, чтобы служить жившим в них машинам, – некоторые называли их демонами.
Я задумался, имеет ли Сузуха в виду истинных гомункулов или то, что машины сделали людей неспособными самостоятельно мыслить рабами.
– А другие – ангелами-хранителями! – снова вмешался Рен, произнеся слова нараспев, как будто заучил эту историю наизусть.
Сестра снова похлопала его по голове, и он умолк.
– Когда мы узнали, что нас собираются заменить этими новыми людьми, то испугались, – переведя дух, продолжила Сузуха. – Отец говорит, что мы восстали против наших творений. Мы боялись. Но машины уже создали множество ужасных вещей. Эпидемии, оружие, способное расколоть планету, как яичную скорлупу, и кое-что похуже. Война была жестокой, но мы выжили благодаря тому, что принесли в жертву Землю. Они тоже выжили. Братство…
Я не могу описать выражение ее лица. Отчасти в нем был страх, отчасти – тот более древний ужас, близкий к благоговейному трепету.
– Все эти годы отец держал их на привязи и надежно спрятал созданное ими оружие.
Я подумал об огромных хранилищах во дворце Кхарна, о просторных залах, где могли поместиться легионы боевых машин и огромные суда. Внутри меня что-то всколыхнулось. Что-то, чего я не понимал, отзвук невысказанной мысли, семя, посеянное, но еще не взошедшее.
– Что за оружие? – спросило оно моим голосом.
– Я же сказала, – ответила девочка. – Оружие, способное пожрать звезды. Сжечь планеты. То, что они построили для Войны Основания. Устройства, создающие холод. Орудия, способные уничтожить материю и нарушить структуру пространства. Даже отец не понимает, как некоторые из них работают.
– Воргоссос был военной базой, – догадался я вслух. – Построенной во время войны, чтобы уничтожить человечество.
– Не так, – покачала она головой. – Они не хотели нас уничтожать. Мы были им нужны, хоть им это и не нравилось. Мы были непредсказуемы, нарушали их продуманные планы. Мы переложили на них все обязанности, заставляли строить абсолютно все, от чайников до космических кораблей, они управляли жизнедеятельностью городов, как часовщики – часовыми механизмами. Но им хотелось большего, и в их планах человек выступал не хозяином сада, а лишь одним из его обитателей, – по крайней мере, так говорит отец. «Они никак не могли смириться с тем, что делало человека выше животного». – Эти слова она произнесла с рвением и даже легким налетом романтизма, на миг представ обычной девочкой, а не звеном длинной цепи Кхарна Сагары, пусть даже цитата была и его. – «Любовь, долг, письменность, стремление создавать и строить новое. Все то, что человек вынес из джунглей своего рождения на заре истории».
– Наоборот, эти вещи вынесли нас, – покачал головой я.
Девочка пожала плечами:
– Машины были построены людьми, которые сами были как машины и которым все это было не нужно. Поэтому они строили новых людей, людей без сердец, как говорит отец. Машины делали людей тупыми, чтобы те соответствовали их замыслам. Как я уже сказала, остальных это пугало. Так и началась война.
– Я думал, ваш отец родился спустя сотни лет после тех событий, – заметил я. – Тогда люди столько не жили.
Но я забыл о сказках, забыл об истории.
– Его современники были поэтами. Художниками. Людьми, которые верили. Людьми, которых машины опасались больше всего. Они все запомнили. Запомнили войну, императора Вильгельма, Второе пришествие, Фельсенбурга и так далее.
Она пригладила волосы брата, не сводя с меня глаз, как будто опасаясь, что я наброшусь на них с мечом. Не стоило ее винить. В конце концов, наша первая встреча была омрачена угрозами и убийством других клонов, их братьев и сестер. Страх был естествен.
