И отвернулся.
– Надеюсь, вы правы, – сказал я, представляя, как взвод Кхарновых неприкаянных солдат вырезает двери и переворачивает койки на «Мистрале». – Если он решит штурмовать корабль, Отавия даст ему бой. Она подумает, что мы мертвы. – Я опустил голову, обхватив ее руками, яростно взъерошил волосы. – Если бы мы могли отправить им послание. Сказать, чтобы не сопротивлялись, или… вы не можете связаться с ними с помощью?.. – Я ткнул пальцем себе в затылок, отмечая место, где располагался внешний разъем нейронного кружева Валки.
Тавросианка сдержанно улыбнулась, растянув губы в подобие буквы V.
– Адриан, уж слово «имплантат»-то вы можете произнести. – Она покачала головой, буркнув себе под нос: – Anaryoch. – «Варвар» – так она меня назвала, но без пренебрежения. – Нет, даже если я пробьюсь через камень, за ним еще стены льда.
– Льда?
– Так на жаргоне называют программное обеспечение для защиты сетей, – объяснила она, повторив мой жест. – Когда я ездила за Танараном, Дюран сказал, что у них так и не вышло запустить инфосферу корабля. Квантовый телеграф работает – он аналоговый, – но с его помощью можно связаться только с вашим флотом, и не знаю, как вы, а мне совсем не хочется вновь встречаться с Бассандером Лином.
– Безусловно, – ответил я, прикусив язык. – К тому же нам от телеграфа никакого проку, он ведь на корабле. – (Мы остались одни во власти Вечного.) – Но я куда больше боюсь не Бассандера, а Джинан.
– Мне это не пришло в голову, – ответила Валка чересчур поспешно, тем самым выдавая, что это неправда.
Она смотрела в сторону, держа руки на коленях. Ее взгляд встретился с моим лишь на миг.
– Вы правда в порядке? – спросила Валка.
Неспособный говорить сквозь стиснутые зубы, я устало кивнул. Перед глазами стояло лицо Джинан в тот момент, когда она стреляла в меня в ангаре «Бальмунга». На него накладывались другие образы моего капитана: в тусклом свете ламп в ее каюте, в поту в тренировочном зале, с растрепанными волосами за бумажной работой. Вскоре все они растаяли, смытые гнетущей тоской и ее слезами.
Я почувствовал, что сжал кулак до белых костяшек. Валка заметила это, и на ее лице отразилось удивление.
– Все кончено, – произнес я, распрямив ладонь.
– Я знаю, что кончено. Но я не о том спрашивала.
В ней был стержень. Спорить с ней было все равно что со скальпелем.
– Спасибо, я справлюсь. Я сделал выбор, с которым она не согласилась.
Я предпринял все, что было в моих силах, но так и не смог убедить Джинан.
«Полетим вместе на Воргоссос». – «Не шути так».
Я не шутил.
Валка в задумчивой тишине допила вино и подперла голову татуированным кулаком.
– Полагаю, еще не время, – мертвенно прозвучал ее голос.
– Не время принять предложение Отавии? – уточнил я, откидываясь, насколько возможно, на стуле. – Бросить все? – Я сцепил руки за головой и отвел взгляд, уставившись на облупившуюся давным-давно штукатурку на стене. – Сагара не станет нас удерживать. Можем взять и уйти.
Я кивнул в сторону выхода, пусть и знал, что уйти не могу. Меня по-прежнему мучили вопли Уванари под катарскими ножами, мучил черный шрам на месте города на Рустаме… все остальные израненные планеты.
Надежда еще оставалась.
– Я готова взять вас с собой, – сказала Валка, поднимая голову. – Я не наемник. Без сьельсина эта экспедиция теряет для меня смысл.
Она умолкла, поерзала и, повернувшись вполоборота, лукаво улыбнулась, глядя на меня краем глаза:
– Будете моим ассистентом.
– То есть телохранителем, – буркнул я.
Она помрачнела, как будто на нее упала тень Гиллиама, и ее насмешливая улыбка растаяла. Я рассчитывал этим замечанием хотя бы отчасти защитить свое достоинство, но лишь ранил ее – и себя. Я отвернулся.
Валка встала и, развернувшись, подошла к дальней стене, у которой находилась экспозиция античного стекла. Без привычного жилета и короткой блузы Валка казалась маленькой, хотя была лишь немного ниже меня. Из-за расширяющихся на бедрах бриджей ее торс выглядел щуплым, как будто малейший груз мог придавить ее узкие плечи к земле.
Вид у нее был измученный.
– Что такое Актеруму? – спросила она.
Ее отражение в стеклянной витрине посмотрело на меня. Я встретился взглядом с отражением и опустил руки.
– Какие-то руины Тихих? – предположил я. – Танаран сказало, что у Актеруму они нашли координаты Эмеша. Это означает… ну, что они что-то там искали?
– Это может быть и живое существо. – Валка задумалась. – Или сьельсинская колония.
– У сьельсинов нет колоний.
Она убрала руки за спину. Ее сияющие глаза в отражении закрылись.
– Тогда корабль? Или один из кланов?
Валка пыталась отвлечься от нашей текущей ситуации. Я не знал, доводилось ли ей когда-нибудь бывать в плену. На Эмеше я настолько свыкся с тем, что она демониак и ведьма с далеких планет – с прилагающейся колдовской аурой, – что даже не задумывался о том, что ее жизнь в Демархии, если не считать случая с прачарскими террористами, была весьма комфортной. Ей не приходилось бродяжничать, скрываться от городских префектов, драться в Колоссо, не имея возможности нарушить контракт и зная при этом, что до окончания контракта тебя непременно убьют, если не случится какого-то божественного вмешательства. Она не была наемником и не сидела в плену у Вента на Фаросе, как я.
Неужели Валка, эта выкованная из адаманта и сардоникса женщина, боялась?
– С вами все хорошо? – спросил я, не вставая.
Валка вздрогнула, как будто от удивления, но не обернулась.
– Да-да. Все хорошо. Я о вас беспокоюсь…
Я наблюдал за ее отражением, а она – за мной.
– Вы столь многим пожертвовали ради мира… но все обернулось иначе.
– Переживу, – ответил я, встретившись с ней взглядом.
Мы оба замолчали, найдя утешение в нашей лжи. Я еще чувствовал слабый запах смятых цветов, оставленный Найей, и был рад, что Валка его не ощущает или не понимает, откуда он взялся. Я боялся увидеть в ее золотистых глазах осуждение, тем более несправедливое. Женщины обычно судят мужчин, выносят им приговор и приводят его в действие – пусть и не всегда своими руками.
Теперь мне кажется, что мое желание устроить переговоры со сьельсинами и заключить мир было в значительной степени мотивировано юношеским желанием произвести впечатление на Валку. Так случилось при дворе Балиана Матаро и в Калагахе. Когда мы были едва знакомы, она считала меня сначала мясником, затем – простым невеждой. Будучи родом из Демархии, она терпеть не могла любую иерархию и всех, кто был ее частью, включая меня. Она выпячивала свое пренебрежение к классам и привилегиям и презирала меня за мои. Ее предрассудки и суждения в отношении меня отчасти позволили мне осознать мои собственные предрассудки и ошибки. Не желая и не умея извиняться за то, кем я был, я всячески хотел доказать, что она просто меня не понимает.
