Прищурившись, я вгляделся в отражение на маске рыцаря.
«Гомункул», – подумал я, вспомнив джаддианских мамлюков – дешевых солдат-клонов, которыми набили армию, чтобы не уступать нашим легионам по численности. Я не был уверен в своей правоте, но будь я императором, то позаботился бы, чтобы мои личные телохранители, которым я вверяю всю свою семью, были безоговорочно верны. А как добиться этого наверняка? Только вырастить их для единственной цели. Устранить из их мозгов любые помыслы о неповиновении.
Какой еще противовес найти для Марсианской стражи, демонстративно составленной из полноценных людей?
– Сэр, у вас есть имя? – спросил я экскувитора.
Он промолчал.
Заскучав, я принялся разглядывать старинные картины на стенах. Ближайшая изображала пылающий древний город на фоне громадных белых пирамид, пронзающих облака. У реки, рядом с ратушей, стояли руины светлого георгианского собора, увенчанного бронзовым полумесяцем. Пылали даже сами небеса. Улицы кишели крошечными фигурками, огонь пожирал все, вдали виднелось грибовидное облако – вестник ядерной катастрофы.
Приблизившись, я прочитал на крошечной табличке: «Падение Лондона, или Реконкиста».
Ниже было указано имя художника и дата написания. Рамке – прекрасно сохранившейся в вакууме под стеклом – было более двенадцати тысяч лет. Тогда я еще не знал, что такое Лондон, но узнал пирамиды и начертанную на них белую звезду с красно-синим контуром.
Мерикани.
Картина изображала Вильгельма Адвента, короля, вернувшегося на Землю, чтобы разрушить машины и их создателей. На ней было показано освобождение людей от их собственных созданий, деймонов, которые должны были служить нам, а в итоге поработили нас. Рядом на не менее старом полотне Бог-Император был изображен стоящим на разбитом кубе, как принято на всех его иконах. Здесь из куба выползала змея навстречу своей смерти от меча Вильгельма.
За спиной задрожали железные ворота, и появилась небольшая группа логофетов в черно-серых одеяниях. С ними были зеленые схоласты и лорды министры. Принц Гектор на ходу кивнул мне. Леда Аскания улыбнулась, Петер Габсбург легким жестом отдал мне честь. Все торопились по новым делам. Один человек, завидев меня, поспешно двинулся в противоположном направлении.
– Лорд Августин! – окликнул я, останавливаясь рядом с группой.
Лорд министр военных дел обратил ко мне свой лунный лик, прищурив глазки. Нащупав серебряные застежки на левой руке, я снял кожаную перчатку и припал на одно колено перед лордом Августином.
– Я хочу вас поблагодарить. Насколько мне известно, вы вызвались лично расследовать дело о покушении на меня.
– Я… – Министр военных дел покосился по сторонам.
Кассиан Пауэрс, Гарен Булсара и несколько младших логофетов остановились посмотреть, что будет.
– Не стоит благодарности, лорд Марло, – сказал Бурбон. – Ужасное происшествие. Просто ужасное. Втянуть в такое принца Филиппа и нашу ненаглядную императрицу… Мы обязательно поймаем заказчиков. Им не удастся долго от нас скрываться.
Криво улыбаясь, я поднял левую руку ладонью вверх. На пальцах сияли кольцо Аранаты и перстень из слоновой кости. Это был понятный всем жест, которым рыцари клялись в верности лордам. Мои пальцы и ладонь были покрыты свежими шрамами от клинка Иршана – белыми, почти серебристыми в лучах проникающего сквозь садовую решетку солнца. Выше, к локтю, тянулось еще больше длинных, ярких шрамов.
Чувствуя давление зевак, министр подал мне руку. Я пожал его мягкие пальцы так, чтобы он почувствовал решетчатую структуру моих искусственных костей, и поцеловал его перстень с лилией. У Бурбона чуть глаза на лоб не вылезли.
– Я буду молиться за ваш успех, – сказал я с улыбкой. – Пусть негодяй получит по заслугам.
Августин Бурбон поспешно убрал руку.
– Ваша рука… – произнес он, потирая свою. – Что вы такое?
Пришел мой черед щуриться.
– Лишь то, чем меня считают, милорд, – ответил я. – Ручной демон императора. Его слуга.
Я поднялся и поправил белый плащ, радуясь, что выбрал его для аудиенции с кесарем. Поймав взгляд военного министра, я, не моргая, посмотрел ему в глаза. К чести Бурбона, он выдержал это целых две секунды. Но не более.
Он понял, что я все знаю, и прикосновение нечеловеческой руки напугало его. С этим он ничего не мог поделать. Инквизиция уже изучила мою руку и дала добро.
– Я… Хорошего вам дня, лорд Марло.
Он повернулся и ушел.
Я заметил, что похожий на филина лорд Пауэрс наблюдает с грустной улыбкой.
– Простите, мой мальчик, – сказал он, отсалютовав мне, и, не сказав больше ни слова, отправился с лордом Гареном по своим делам.
За что я должен был его простить?
Я посмотрел всей компании вслед и, когда они подошли к дальней арке, окликнул:
– Лорд Августин!
Толстый министр замер и невероятно медленно повернулся ко мне. Я хотел его напугать, хотел, чтобы мой взгляд преследовал его до скончания дней. Я просто сурово смотрел, широко открыв глаза и не моргая. Мне невольно вспомнился взгляд, которым отец награждал меня в детстве. Холодные лиловые глаза, сверкающие при этом, как самые синие звезды. Я сложил под плащом пальцы, выставив указательный и мизинец в направлении министра. Примитивный магический жест, древнее проклятие.
В конце концов, я же демон.
«Не забывай обо мне», – подумал я.
А разве он мог забыть?
При виде меня, глядящего с хищностью ястреба, Бурбон побледнел как сама смерть, развернулся и поспешил прочь.
Сады ничуть не изменились – все те же белые колонны с раскрашенными капителями, концентрическими квадратами расставленные вокруг мраморного водоема, в котором цвели белые и розовые лотосы вперемешку с лазурными глазками кувшинок. Пол и арки у дальней стены внутреннего двора покрывали мозаики. Над всем возвышалась фреска, изображающая икону Красоты: обнаженную златовласую женщину на троне в виде алой раковины.
Сопровождаемый экскувиторами, я приблизился и поклонился перед его величеством так низко, как только мог, приложив левую руку в перчатке к сердцу, а правую отставив в сторону.
– Лорд Марло, встаньте, – сказал кесарь. – Как вы себя чувствуете?
Вильгельм Двадцать Третий сидел на деревянном стуле-савонароле и внимательно рассматривал меня зелеными глазами.
– Достопочтенный кесарь, я здоров, – ответил я.
– Кажется, вы притягиваете неприятности везде, где появляетесь, – произнес император, продолжая изучать меня, как экспонат, как образец какой-нибудь слизи под микроскопом мага.
Я открыл рот, чтобы возразить, но он остановил меня взмахом руки в бархатной перчатке.
– Я знаю, что вина за конкретный инцидент в значительной степени лежит на моей дорогой жене и дураке-сыне, – продолжил он, – но нельзя поспорить, что вы – проблема, которую не просто решить политическими методами.
