Гибсон…
Гибсон составлял нам компанию всякий раз, когда был свободен – обычно раз или два в неделю. Несмотря на преклонный возраст и плохое зрение, он продолжал выполнять обязанность архивариуса. Спускаться в архив Гавриила и особенно подниматься обратно для него было сущей пыткой, но старик терпел – ради меня.
Каждый вечер, пока Валка оставалась внизу, в архиве, я в туманных сумерках гулял по двору и саду с Гибсоном, как в детстве. Если даже Мать-Земля действительно слышит наши молитвы или где-то есть Бог, способный вершить правосудие, – я все равно не знаю, что такого сделал, чтобы заслужить эти годы. Я словно попал на затерянный во времени остров, в тихую гавань, в убежище, где мог укрыться от прошлого и грядущего. Я был жесток и был жертвой чужой жестокости. Когда-то я услышал от Кассиана Пауэрса – а может, от Райне Смайт, не помню, – что, к нашему счастью, никому никогда не воздается по заслугам. Кто бы это ни сказал, я с этим согласен. Я столько всего натворил, что уж точно не заслуживал такого счастья. Отец отнял у меня Гибсона, но Судьба или Провидение вернули его. Он был со мной, как и Валка, как и все мои друзья. Три года на Колхиде стали настоящей воплощенной мечтой. Почти.
Я жалел лишь о том, что рядом не было Хлыста.
Мне не следовало прогонять его.
Да, он меня предал. Но грош цена человеку, не способному простить лучшего друга. Тогда я был молод и горяч. Гнев, прежде белым пламенем полыхавший в моих жилах, померк, и на смену ему, как утренняя заря, пришло сожаление.
– Адриан, что-то не так? – спросил Гибсон, упирая трость в стыки булыжников.
Солнце выглядывало из-за громады газового гиганта Атласа сквозь узкую полоску неба между планетой и горизонтом, отбрасывая темные тени на землю и низкие башни атенеума и резко очерчивая контуры двух меньших, далеких спутников.
Если бы не это удивительное небо, соленый воздух и брызги морской воды, я бы решил, что снова очутился дома.
– Нет, все хорошо! – ответил я и поделился своими мыслями. – Хотелось бы обнаружить в архивах больше важной информации, но впервые за долгое время я поистине счастлив.
Счастлив. Даже это слово казалось фантастическим.
– Еще четырех лет не прошло! – ответил Гибсон. – Архивные документы никто не перебирал с тех пор, как их привезли. Неудивительно, что ты пока не нашел ничего существенного.
Я прекрасно понимал, что он прав. Наверное, я ожидал какого-то откровения, что истина раскроется передо мной, словно подробная карта. Когда говорят об археологах, то часто представляют бесстрашных исследователей, пробирающихся сквозь сумрачные джунгли и горные пещеры в поисках затерянных городов и золота. Моя первая совместная с Валкой экспедиция в Калагах на Эмеше соответствовала этому описанию, а закончилось дело исчезающей комнатой и моим первым видением. Но в основном работа Валки сводилась к многолетнему изучению документов без каких-либо значимых прорывов.
Мы немного задержались в решетчатой тени у каменной стены.
– То есть Капелла не общипала архив, прежде чем он попал сюда? – спросил я.
– Все возможно, мой мальчик, – нахмурился Гибсон. – Но разве ты не видел орбитальные орудия? Флотилию, охраняющую этот город? Нов-Белгаэр – одно из тех мест, где вещи прячутся навсегда. Если того, что ты ищешь, здесь нет, то где оно?
– Даже Кхарн Сагара не знал, – ответил я.
– Значит, на Воргоссосе этого нет. Предположим, что и здесь нет. Может быть, никто не знает, где искать.
– Деймон Сагары что-то знал. Жаль, что мне не удалось пообщаться с ним подольше. – Я нервно, неосознанно взъерошил волосы. – Найди их на вершине, говорил он. У подножия мира. Что это значит?
В отличие от Гибсона из видений, настоящий лишь приподнял брови.
– Ненавижу загадки, – сердито буркнул я, прислоняясь к голой стене между вьющимися лианами.
Мой старый наставник продолжил путь, оставив меня рядом с вьющимися растениями размышлять о собственной глупости.
– А я не хочу гадать, – ответил он спокойно.
Мы начали подъем по узкой лестнице, пронизывавшей стену внутреннего двора.
– Ты скоро отправляешься на Фессу?
– В конце недели, – ответил я. – Скоро пойдет пятый год, как мы здесь, и почти вся команда уже побывала в отпуске. Очередь офицеров. Наш врач настаивает, что и мне нужно.
Я ожидал от Гибсона какого-либо комментария, но он, к моему удивлению, промолчал.
– Не знаю, как оторвать Валку от работы, – сказал я.
– Она очень упорная, – заметил Гибсон.
– Если в архиве что-то и есть, она найдет.
Добравшись до верха, мы прошли по крытому валу к внешней стене комплекса, которая короной венчала плоский холм. Монастырь на утесе нависал над нами скрюченным пальцем, скалистый отрог стремился в небо.
– Должен сказать, я удивлен, что ты уступаешь ей в рвении, – сказал Гибсон, отдышавшись. – Помнится, один юноша больше всего на свете хотел стать схоластом.
Его серые глаза сверкнули сквозь пелену.
– Я уже не тот юноша.
Он снова мне не ответил, просто развернулся и продолжил путь. Я последовал за ним.
– Может быть, – сказал Тор Гибсон, ненадолго останавливаясь под сводчатой аркой.
Я давно не обращал внимания на то, каким высоким он был, даже несмотря на преклонный возраст. Высоким, как король.
– Адриан, я не уверен, что мы способны настолько измениться, – произнес он. – Наши переживания – лишь одежда. Ты не корабль Тесея.
Я вздрогнул и посмотрел Гибсону в глаза. Они по-прежнему были серыми, туманными, не яркими зелеными. Его нос по-прежнему был помечен, как у преступника. Совпадение. Но совпадений не бывает – события просто сводятся к одной точке, словно указывая на некие высшие силы.
– Тесей… – Я отвернулся. – Его корабль изменился, но сам он, полагаю, нет.
– Как говорится, целое дерево в семечке кроется. – Гибсон положил руку на каменные перила. – А целый человек уже сокрыт в эмбрионе. – Он смотрел на меня сквозь пелену. – Ты не слишком отличаешься от себя прежнего. Просто повзрослел и стал собой.
– Значит, я не тот, кем ожидал себя увидеть, – возразил я и пошевелил левой рукой. Спустя несколько лет бодрствования я привык к шрамам.
– Мы уже это обсуждали, – сказал Гибсон. – Кто стал тем, кем ожидал? Я готов побиться об заклад, что Криспин тоже не такой, каким ты его представлял.
– Криспин всегда был в отца.
– Криспин никогда не был в отца. – Гибсон клацнул латунным наконечником трости по брусчатке, вдруг напомнив мне Райне Смайт – хотя покойная рыцарь-трибун пользовалась тростью только для вида. – В отличие от тебя.
– Что?! – вырвалось у меня сквозь стиснутые зубы.
