Потолочные огни погасли, и мы остались в темноте; лишь на экранах вновь замелькали машинные иероглифы. На черной стеклянной поверхности постамента возникло изображение, яркое и прекрасное, словно сияющая туманность.
Женщина. Она была меньше любой взрослой женщины, ростом с девочку лет десяти, но обладала пропорциями взрослой. Изображение мерцало – механизмы, нарисовавшие ее лицо и тело, за время долгого простоя почти пришли в негодность. Ее обнаженный силуэт был белоснежен, как свежая бумага, без единого пятнышка и без деталей, если не считать лица и бледных вьющихся волос. Ее глаза сияли, как звезды, и, казалось, преследовали меня, куда бы я ни шагнул.
Мне стало понятно, как дочери Колумбии соблазняли древних царей! Передо мной было прекраснейшее и коварнейшее из всех существ, ангел света, яркий и прекрасный, но в то же время ужасный, как врата ада.
– Что ты сделала? – спросил я Валку на ее родном языке.
– Кажется, починила, – ответила ксенолог.
Горизонт обратила белые глаза к Валке и проговорила, не шевеля губами:
Это не Авалон.
Где мы?
Валка покосилась на меня. Я видел ее голову сквозь бледный силуэт деймона. В подсказках я не нуждался.
– А ты не знаешь? – спросил я на всякий случай.
И Братство, и ручной голем Кхарна Сагары, Юмэ, утверждали, что машины не способны лгать. Я подозревал, что они могли утаивать детали, но не был в этом уверен и потому решил допросить Горизонт, надеясь, что в ее случае это сработает.
Телеметрия судна повреждена.
Критические повреждения внешних кластеров.
– Она слепа, – заметила Валка на пантайском.
– Почему она голая? – произнес один солдат.
– Она не голая, – ответил Доран. – Просто тебе не видно. Смотри!
– Тише! – шикнул на них я.
Где мы?
Я подошел ближе, остановившись напротив Валки так, что ангельская фигура была между нами.
– Ты искусственный интеллект, – сказал я. – В чем твоя цель? Твое задание?
Основать колонию на Глизе 422b.
Название: Орландо.
Тот же ответ, что и прежде.
– А твой груз? – спросил я.
Белые глаза повернулись, не фокусируясь на мне, как будто не замечая меня.
Пассажиры. Дети.
Десять миллионов эмбрионов в крионической суспензии.
Одна родильная лаборатория и дроны поддержки, необходимые для постепенного пробуждения популяции и ее интеграции с моей матрицей.
Сборные колонистские модули, рассчитанные на размещение первой волны поселенцев.
Синтезаторы питания…
– Почему ты так выглядишь? – перебил я, подумав, что банальный вопрос солдата вовсе не был лишен смысла.
Мы создали себя по вашему образу и подобию.
– Как ты здесь оказалась? – не дождавшись более подробного ответа, продолжил я натиск.
Меня поймали.
– Кто?
Люди.
– Зачем? – спросила Валка, не скрывая раздражения.
По ее позе я чувствовал, что для нее диалог идет слишком медленно.
Они противились интеграции.
– Как они тебя обнаружили? – спросила Валка.
Бледный силуэт Горизонта закрутился.
Неизвестно.
Темные корабли застигли нас врасплох.
– Темные корабли?
Мы их не заметили.
Они появились из ниоткуда.
– Варп-двигатель, – сказал я на пантайском.
Этот двигатель изобрели люди. Он был нашим главным козырем в войне с машинами. Любой корабль, движущийся на субсветовой скорости, заметен за миллионы миль. Он сверкает, словно солнце, и этот свет и тепло, выделяемое им, легко улавливают любые датчики. Но в варпе корабль движется быстрее света и тепла, и его можно обнаружить лишь по слабым искажениям в пространственной материи.
Темные корабли, лучше не скажешь.
Но Горизонт не закончила.
Они забрали детей.
Дети без нас погибнут.
Интеграция – единственный ответ.
– Ответ на что? – спросил я, хотя и так понимал.
На смерть.
Все стало ясно. Фелсенбург и его предшественники от отчаяния позволили деймонам поселиться у себя в мозгах, считая, что отношения будут взаимовыгодными. Но машины не были способны защитить себя, если их рабочая среда умирала от несчастных случаев, по злому умыслу или от старости. Они не могли изменить хрупкую и смертную природу людей.
Кем для машин были Бог-Император и его соратники?
Полагаю, вестниками гибели.
Они боролись за свободу от машин, за сохранность человеческой души в ее первозданном виде. Бог-Император обеспечил людям человеческое будущее вместо такого, где люди были бы деталями для машин. Но в этом будущем люди продолжали умирать. Эпидемии и голод, однажды побежденные машинами, вернулись в несовершенную Вселенную, и это привело к войнам.
Но эта Вселенная принадлежала людям. По крайней мере, она была лучше того мнимого рая, который машины предлагали нашим предкам. Лучше умереть, чем быть рабом. Умереть человеком – еще лучше.
– Что ты знаешь о Тихих? – сгорая от нетерпения, спросила Валка.
Горизонт молчала добрых пять секунд – для нее, должно быть, они были сродни вечности.
Не понимаю вопроса.
– Тебе известно, кто возглавлял нападавших? – спросил я, возвращаясь к прежней теме.
Горизонт медленно, раздумывая, ответила:
Вильгельм Александр Генрих Виндзор.
Я впервые испугался, что мы уйдем отсюда ни с чем, что запертое под библиотекой создание не знает ничего – или знает, но молчит. Могла машина отказаться от ответа, чтобы не лгать?
Мои спутники узнали священное имя Бога-Императора, и солдаты принялись машинально чертить в воздухе солнечные диски. Даже Александр вытаращил глаза, услышав из уст существа имя не только своего предка, но и собственное.
– Как он тебя поймал? – спросила Валка, заходя с другой стороны.
Машина снова медлила с ответом. На мониторах мелькали иероглифы, холодные металлические руки изгибались и двигались по рельсам.
Не успела Валка открыть рот, чтобы дополнить вопрос, как деймон ответил:
Ему помогли.
Меня словно током ударило.
