Я снова закинул на плечо гравиметр, придерживая за крестовину, и двинулся вперед, краем глаза следя за показаниями сенсоров. Температура поднялась почти на пять градусов; стало достаточно тепло, чтобы гулять в легкой куртке – при наличии воздуха.
– Валка?
По-прежнему тишина.
Я прошел, кажется, полмили, но не заметил никаких изменений. Гравиметр весил не много, но крестовина неудобно врезалась в плечо. Как далеко я зашел? Я оглянулся – за спиной сомкнулась тьма, и поворот скрылся из вида. Моя вселенная сократилась до прямой линии, единственного измерения, тянущегося бесконечно и ограниченного лишь радиусом моих фонарей.
Что мне оставалось делать?
Я шел, слыша лишь стук собственных сапог и свое хриплое дыхание.
– Валка!
В конце концов я перестал звать. Валка исчезла, но куда? На Калагахе дверь в комнату с видениями открылась словно из ниоткуда. Могли мы пересечь некий временной порог? Открыть ранее скрытую тропу? Или дело было в чем-то ином?
Коридор, казалось, тянулся уже несколько миль. Не петлял, не поворачивал, был прямым и ровным, как лазерный луч, по касательной примыкая к знакомому мне круглому залу. Я думал о ветвящихся реках света, в которых я плавал, о том, как они изгибались и множились, предлагая миллион миллионов вероятных завтра, разделялись и сходились вновь. Здешние переменчивые тоннели напоминали мне эти реки.
Я двигался дальше, ощущая себя трамваем на рельсах, но не сомневался, что, повернув назад, не вернусь в зал с наклоненными колоннами, а попаду туда, куда желает тропа. Я знал – хотя не мог объяснить почему, – что движение в любом направлении было движением вперед.
Только вперед.
Впереди замаячил свет.
Свет.
Он потянул меня к себе как магнит, и я, с гравиметром на плече, устремился к нему. Впереди высилась арка, круглая, как и остальные, но куда более внушительная. Когда я приблизился, стены и потолок тесного тоннеля обрушились, и пол превратился в узкий мост, идущий из чрева горы наружу, над открытой ржавой равниной.
Это было невозможно. Мы тысячу раз просканировали город. Никаких мостов здесь не было.
Мост был длиной в милю или даже больше, без перил и поручней, таким же узким, как коридор. Если, стоя по центру, раскинуть руки, то они вышли бы за его границы. Я радовался, что ветра не было. На такой высоте любой порыв легко мог бы сбить меня с ног и отправить в километровый полет к земле.
Я задержался под аркой, изучая глазами мост. Он бежал над пустошью к другой виднеющейся вдали горе. Она была даже выше, чем та, что мы с Валкой исследовали. Подняв голову, я не заметил патрульных кораблей.
– «Сфинкс», это Марло. Прием, – произнес я по рации.
Тишина.
– «Сфинкс», это Марло. Где вы?
Нет ответа.
– Валка?
Я шагнул на мост, осознавая, что в день нашего прибытия на Анитью ничего из этого здесь не было. Узкий мост проходил в миле от земли – гораздо ниже, чем тот уровень, где мы с Валкой были до того, как потеряли друг друга, – и бежал над неровной пустошью, поддерживаемый изогнутыми колоннами, похожими на половинки тонких изящных арок.
– «Сфинкс», – попробовал я снова, – это Марло. Вы видите мост, идущий из… – я остановился, чтобы взглянуть на положение солнца, – западного склона горы?
Никто по-прежнему не отвечал. Не избавляясь от груза, я повернулся назад, боясь долгой дороги и не желая упасть. Вернулся в коридор и пошел во тьму, пока за моей спиной не погас последний лучик света…
И вдруг путь мне преградила стена.
Длинный коридор исчез за преградой из черного камня.
Я развернулся обратно.
Солнечный свет был холодным и блеклым, красным, как окружающий пейзаж, и не добавлял новых красок. Оглянувшись, я увидел черные изогнутые колонны, поднимающиеся над натуральным камнем и нижним входом.
А вот нашего лагеря не было.
Внутри меня все сжалось; адреналин хлынул в кровь с такой силой, что стало больно.
– Валка! – крикнул я и принялся переключать каналы на проекционном дисплее шлема. – «Сфинкс»? «Тамерлан»? Кто-нибудь, отзовитесь!
Никого не было. Все исчезли. Оставалось только идти.
На горизонте появлялись все новые горы, теснясь друг к дружке, словно сутулые колоссы. Я вышел на мост, дивясь тому, как они возникали словно из ниоткуда. Может, я был уже не на Анитье?
Задержавшись около середины грандиозного моста, я осмотрелся. Гора, которая прежде казалась лишь нагромождением пыльных красных камней с морозной шапкой, теперь полностью изменилась. Ее склоны покрывали величественные и прекрасные террасы с черными стенами и башнями, напоминающими зубы великанов.
Увидел я и самих великанов.
Со склонов на меня смотрели огромные, с космический корабль, лица. Бесстрастные и спокойные, с пустыми, вырезанными из черного камня глазами, они наблюдали за моим приближением.
Наконец я добрался до новой горы и полез вверх. Здесь не было ни тропы, ни лестницы. Только руины этой империи былого и грядущего. Пустыню внизу пронизывали черные русла каналов, глубокие и сухие. Я чувствовал, будто карабкаюсь уже несколько часов. Руки налились свинцом, и мне пришлось пользоваться гравиметром, как походным посохом. Солнце, казалось, не двигалось, перманентно зависнув на востоке, высоко над горой, откуда я пришел. Время как будто остановилось.
Я взбирался все выше и выше, не зная даже зачем, но чувствуя, что должен двигаться вперед под гнетущими взглядами бездушных каменных лиц. Неизвестно, как высоко и как долго я лез, ибо никто другой ни до меня, ни после не проделывал этот путь.
Я был так высоко, что с края вершины мог оглянуться и увидеть на горизонте изгиб планеты. Звезды здесь выглядывали из бесконечной ночи, земля и небо встречались в высшей точке этого мира.
Вершина.
В ушах болезненно и живо зазвучал голос Братства. Я был настолько изнурен, что мне едва не почудилось, как его бледные руки ползут ко мне по покрытому ледяной коркой камню. Я сходил с ума. Ноги ныли от усталости, и мне пришлось воткнуть гравиметр в землю, пробив лед, и опереться на него.
Измотанный, голодный, окончательно выбившийся из сил, я опустился на колени. Если бы не система, перерабатывающая выделения моего тела в воду, я бы умер от жажды. Сколько дней я карабкался сюда? Или всего лишь несколько часов?
И ради чего?
На горе ничего не было. Даже ветра. Я перекатился на спину, скучая по кровати в жилом модуле лагеря, по своей каюте на «Тамерлане». Мечтая о еде.
– Валка?
Взбираясь на эту гору, я был так уверен. Уверен, что должен сделать это. У меня не было другого выбора.
Над головой кружили звезды, и, кажется, я задремал. Солнце – тусклое и мерцающее, словно старая лампочка, зависло в одной точке небосвода и смотрело на меня бдительным оком. Сколько времени я провел без еды? Два дня? Три?
