На вершине вновь воцарилась тишина. Ни слова, ни завывания ветра. Я двинулся к ориентиру, не выпуская рукояти меча. Свет изменился, открыв громадный глиф, вырезанный на верхушке пальца: круг, пересеченный вертикальной линией. Тот же символ, что я обнаружил в тайной комнате в Калагахе. Помня тот эпизод, я приблизился с осторожностью и дотронулся до своего отражения в зеркально-черном камне.
Ничего не произошло.
Тело вспомнило боль и холод, подав мне идею. Я повозился с защелкой и отстегнул перчатку.
– Сними маску, – пробормотал я, снимая и вторую перчатку, после чего дотронулся до монолита голыми руками.
Снова ничего не произошло.
Разочарованно ворча, я отступил и отвернулся. Я был уверен, что все делаю правильно. Едва не пнув в сердцах перчатку, я подошел к другому краю горы.
– Не знаю, чего вы от меня хотите, – буркнул я, повернулся к монолиту… и замер.
Мое отражение даже не пошевелилось. Оно осталось посередине черного камня, прислонив к нему ладонь, – так, как было, когда я ушел.
Я снял с пояса меч, но не активировал.
Зеленые глаза встретились с лиловыми.
– Что вам от меня нужно? – спросил я, осторожно приближаясь.
За зеленоглазым отражением не появилось нового.
– Зачем вы вернули меня к жизни?
Другой Адриан вздернул подбородок в знакомом жесте и ответил, не шевеля губами.
«Ты – кратчайший путь».
– Что это значит? – спросил я.
Тишина.
Мое отражение смотрело на меня невыразительными зелеными глазами, не отнимая руки от камня.
Поняв, что от меня требуется, я прижал к ней свою ладонь.
Меня пронизал пелагический холод, такой, что кости застучали. Перехватило дыхание, и я снова опустился на колени, привалившись к стене. Но моя рука осталась на месте как приклеенная. Я почувствовал, как будто на ней сжимаются каменные пальцы. Боль пронеслась по руке и засела в мозгу, воспламенившись где-то за левым глазом, отчего перед глазами все побелело.
Я вдруг перенесся с горы.
Теперь я смотрел на нее с высоты, летел, как птица, над каменными великанами и разрушенными террасами города. Передо мной, как в детском театре теней, замелькали силуэты. Я замечал другие вершины, уходящие далеко на восток и на запад. Видел себя, склонившегося на коленях перед монолитом, потом стоящего, потом не видел себя. Чем дальше я смотрел, тем разительнее отличались вершины. Наконец сам монолит исчез, а с ним каменные лица и гора. Я увидел кружащие вдали «Пустельги» и белые модули нашего лагеря на красном песке у края бесконечности.
С белой вспышкой боли пришло откровение. Я понял.
Подо мной разворачивалось полотнище времени. Все места, которые могли быть в прошлом или будущем, волнами разбивались о движущееся без остановки настоящее. Вероятности поднимались и обрушивались на «сейчас» и откатывались, когда время ускользало вперед. Бесчисленные вероятности – но лишь одна могла стать реальностью. Лишь одна происходила на самом деле, а остальные уползали в темные уголки времени, которого не было. Я стоял на коленях именно в таком углу, на удивительной горе, возвышавшейся над Анитьей, которой никогда не будет, которая так и не реализовала свой потенциал и пала перед энтропией. Вдруг до меня дошло, что имел в виду голос, говоря о том, что мы «за кулисами».
Каменные великаны, город, гора, на которой я находился, существовали в другом настоящем. В том, что не наступило и не могло наступить, потому что не наступило прошлое, способное сделать его реальным. Я очутился в нереальном, невоплотившемся времени.
На моих глазах время разворачивалось ковровой дорожкой, тонкой масляной пленкой на поверхности океана вероятности. Волны времени распадались, и бесчисленные «сейчас» разбивались, тонули в глубинах – все, кроме того, что, выражаясь нашими словами, наступало. Вероятностные воды отступали, устремляясь в будущее – если это можно было назвать будущим – только для того, чтобы вновь быть брошенными на настоящее в его новом виде.
Я оглянулся назад – и, как мне показалось, вверх – и заметил, как наша Галактика также разворачивается в многочисленных формах. Сосредоточившись, я обнаружил, что могу выделять отдельные нити, реки времени, вплетенные в океан. Я увидел на поверхности этого океана нашу Империю и много других, как подобных ей, так и чужих. Увидел, как могучие машины господствуют над звездами, устанавливая свой адский порядок в ненаступившем времени, увидел незнакомые флаги на планетах, известных мне под другими названиями. Увидел зеленые холмы Земли и белые пирамиды мерикани, поднимающиеся и рушащиеся над городами, бывшими колыбелью человечества. Видел мир, построенный Фелсенбургом на руинах войны. Видел, как горит земля и как белая колесница Аполлона несет нас к звездам. Все ранние империи людей вспыхивали и умирали. Рим, Египет, Китай и Британия существовали лишь мгновения до того, как Земля задрожала под гнетом драконов.
Я увидел и себя. Моя жизнь серебряной нитью тянулась с Делоса к Эмешу, с Эмеша к «Демиургу», с «Демиурга» к той самой горе, на которой я сейчас стоял.
«Она сломана», – говорил оракул Яри.
Я наконец понял, что он имел в виду. Там, где Тихие вмешались, направив меня на Эмеш, и где Араната срубил мне голову, виднелись четкие разрывы. Я видел ту реку, о которой говорил Яри. Возможно, на самом деле я видел то, что невозможно постичь человеческим разумом, и образы были лишь животной интерпретацией мистической истины. Возможно, мы, люди, можем лицезреть эту истину лишь путем построения аналогий. Даже постчеловеческий разум Яри не мог увидеть ее в подлинном обличье.
Я внимательно присмотрелся, чтобы понять, почему Яри так обезумел, когда увидел меня.
Сьельсины яростно бушевали по всей Галактике. Планеты горели и рушились. Гибли миллиарды людей. Кровь текла рекой, заливая звезды. Я чувствовал жар и видел вспышки атомного огня, охватившего корабли и города. Видел мужчин и женщин, загнанных, как скот, на шаттлы и отправленных на корабли победителей-сьельсинов. Видел, как с небес падают горящие обломки белых городов Форума. Все искусство, вся история, вся слава нашей эпохи и Империи превратились в пепел. Рыжеволосые принцы висели на крюках, как туши животных. Некоторых я узнал. Грубиянов Филиппа и Рикарда. Гордого Аврелиана. Титанию, Вивьен и ненавидевшую меня императрицу.
Селену и Александра. Крюки были всажены им под ребра, чтобы выставить напоказ, как флаги.
Океаны Делоса кипели, молнии били в башни Обители Дьявола. Черноволосая девушка с лиловыми глазами смотрела с верхнего парапета крепости, как снижаются черные корабли, разворачивая на небосводе свои знамена и поливая землю огнем из орудий.
Наверное, сестра, которую я никогда не встречал.
Я так ничему и не научился. Некая сила притягивала мой взгляд, заставляла опускать глаза к истоку волн времени, гнаться за яркой серебряной линией, пронизывающей множество раскрывающихся будущих. Другой мир. Другая звезда. Хорошо знакомый черный корабль. На его борту я умер. Я призраком плыл мимо легионов статуй, замечая шрамы и отметины на их металлических телах. Насквозь пройдя трюм и бесконечные коридоры, я очутился в саду, где лишился жизни, затем поднялся по пустой шахте зубчатой башни к месту, где никогда не бывал. На мостике «Демиурга» стоял мрак. Над консолями сияли красные голограммы, на голографических панелях на переднем плане можно было увидеть, как две флотилии сошлись над зеленой планетой под ярким, желтым, освещающим пустоту солнцем. Я не узнал ни звезду, ни планету. Мне никогда не приходилось видеть столь огромные флотилии. Такую силу и мощь. Корабли светлячками усыпали тактический дисплей, заполонили все небо над планетой. Сколько наших легионов было развернуто здесь? Не счесть.
