Я был одинок.
Не то чтобы я боялся рисковать жизнью – я рисковал ею с тех пор, как оставил Криспина валяться в крови на полу материнского дома на Аспиде.
Валка дернулась и оттолкнула меня:
– Прекрати!
Я вдруг понял, что машинально слишком сильно сжал ее бедро.
Она схватила меня за руку:
– Просто поговори со мной.
– Они едва не убили Паллино, – произнес я сквозь зубы и, глядя Валке в глаза, добавил: – И могли убить тебя.
– Но не убили, – заметила она.
– Это несправедливо. После всего, что я для них сделал. После всех сражений, после стольких потерь… – Я положил блокнот на стол между бокалом и графином. – Следовало все бросить. Пускай разлагаются дальше.
Валка состроила плохо поддающуюся описанию гримасу, в равной степени выражающую удивление и жалость:
– Следовало. Но ты не бросишь. Это не в твоем характере.
Она снова тронула мою щеку и повернула мою голову так, чтобы я смотрел на нее снизу вверх. За все время, что мы были знакомы, она ничуть не изменилась. На ее высоких скулах и вокруг золотистых глаз не появилось морщин, а в красных волосах, в тусклом освещении казавшихся черными, не было ни проблеска седины. И хотя наша разница в возрасте нивелировалась за те десятилетия, что мы провели вместе, я понимал, что никогда ее не догоню. Я не знал, сколько Валке осталось.
Очертив пальцем мою скулу, она сказала:
– Потому я тебя и люблю.
– А мне казалось, тебя это раздражает.
– Не без этого. – Она чмокнула меня в лоб и встала. – Ты прав. Это несправедливо. Но ты всерьез рассчитывал на справедливость?
– Нет, – ответил я и посмотрел на растения над моим альковом, почувствовал тепло искусственного солнечного света. – Не рассчитывал.
Александр тоже жаловался на несправедливость, когда я притащил его на корабль.
Я упомянул об этом, и Валка фыркнула:
– Знаешь, а он чем-то на тебя похож.
– Неправда! – воскликнул я одновременно возмущенно и шутливо.
Мне он напоминал Криспина.
Валка скорчила гримасу:
– Ну, он, конечно, глупее, чем ты был в его возрасте. И скучнее! – Она снова дотронулась до меня. – Выше нос. До поры до времени нам ничто не угрожает. Беспокоиться стоит разве лишь о том, что ждет нас там. – Она начертила пальцем круг, имея в виду Тьму. – Идем, уже поздно. Паллино обидится, если мы опоздаем, сам знаешь.
– Он снова взялся кулинарить?
Об этом меня не предупредили. Старый солдат не готовил для нас с тех пор, как мы покинули Гододин.
– Значит, ему действительно лучше, – улыбнулся я.
Ужин состоялся в нашей с Валкой каюте. Собрались все друзья, вместе прошедшие через множество испытаний. Паллино с Эларой, Айлекс с Бандитом, Сиран, Валка и я. Паллино приготовил всю еду и вместе с Эларой привез ее на лифте из столовой.
– А кальмара-то ты где раздобыл?! – изумилась Айлекс, увидев первое блюдо.
– Заказали! – ответила Элара. – Гододин – крупный транзитный узел. Сюда привозят самые разнообразные товары, и легионы кое-что закупают, чтобы порадовать офицеров. Вот Пал и попросил заказать.
Она по-матерински улыбнулась, но на избавленном от морщин лице улыбка выглядела немного странно. Когда мы с Эларой познакомились, она была чуть моложе Паллино, ее возраст уже приближался к пожилому. Но стрелки ее часов также открутили назад.
Паллино сел напротив меня.
– Они хорошо переносят заморозку. Когда выйдем из фуги, отведаем еще. Хлеба? – протянул он Айлекс прикрытую полотенцем корзинку.
– Когда ты попал на службу, над тобой не подшучивали из-за любви к стряпне? – спросил Бандит, беря кусочек для Айлекс, пока та раздумывала, что себе положить.
На лице старого патриция отразилось удивление.
– Настоящие мужчины не подшучивают друг над другом. Разве что ты сам разрешишь. Так что нет. – Он подцепил вилкой моток пасты с кальмаром, чесноком и томатами и положил на тарелку Элары, а затем наполнил свою. – А над едой, Карим, вообще не шутят, если только она не дерьмовая… – Передав блюдо Сиран, он сурово посмотрел на Бандита. – Вот эта – не дерьмовая.
– Паллино, спасибо за ужин, – сказала Валка, раскупорив бутылку вина и наливая себе бокал. Это было выдержанное кандаренское медового цвета, одно из ее любимых.
– Пожалуйста, доктор, – кивнул Паллино. – Послезавтра меня заморозят, поэтому я решил, что сейчас самое время что-нибудь приготовить.
– Правда? – спросил я; мне об этом не сообщили.
– Окойо дала добро. Сказала, что я полностью здоров. – Он похлопал себя по тому месту, где оставили свой след когти ирчтани. – Я уже давно превосходно себя чувствую. А делать тут особо нечего, разве что головой о стену биться. Так и свихнуться недолго.
– До вчерашнего дня он даже рубашку не мог сам надеть, – сказала Элара заговорщицки, забирая у него блюдо.
– Молчи, женщина! – воскликнул Паллино, шлепнув ее по попе, когда она садилась.
Элара развернулась и дала ему легкую оплеуху. Сиран в последний момент спасла блюдо от падения. Старый солдат выругался и сокрушенно покачал головой.
Положив руку жене на колено, он сказал:
– Врет она все.
– Ты точно поправился? – спросил я, улыбнувшись уголком рта.
– Дождь мокрый? Космос холодный? Императрица – вторая красавица во Вселенной? – подмигнул он Эларе. – Конечно поправился.
– Хорошо поправился, дорогой, – заметила Элара, натирая в тарелку настоящий сыр с Гододина.
– Я готов к реваншу с этими треклятыми птицами. Надо было не замораживать одного или двух, я бы поставил их на место. – Он улыбнулся во весь рот. – Доктор, черт побери, оставьте нам хоть капельку вина!
Он выхватил кандаренское у Валки и расхохотался так громко и тепло, что вскоре мы все с улыбками наполняли бокалы.
Мои друзья.
Мы всемером ели, пили и смеялись, но, несмотря на веселье, я то и дело поглядывал на пустой стул в углу стола, безмолвное и ненарочное напоминание о том, что наш круг разорван. Если бы мир был более благосклонен, там сидел бы Гхен, но Гхен погиб. Я скучал по старому буйволу, по его вспыльчивому нраву и дружелюбию, по грубому голосу. Я скучал по кличке «твое величество», которая из оскорбления превратилась в дружеское прозвище. Еще сильнее я скучал по Хлысту и много раз сожалел, что прогнал его. Он всегда говорил мне правду, даже когда я не хотел ее слышать, и всегда поступал так, как считал правильным. В некотором смысле Хлыст был куда больше меня похож на рыцаря и, возможно, был лучшим человеком. Образно выражаясь, это его и погубило. Хлыст предал меня, как я предал Джинан, и по той же причине: ради высшего блага.
