Клятв было много. Слишком много. Признаюсь, мне пришлось найти их полный свод, чтобы заучить.
– Клянусь.
– Клянешься ли ты презирать жестокость, обман и несправедливость?
– Клянусь!
– Клянешься всегда доходить до конца начатого пути?
– Клянусь. – Относительно этой клятвы я чувствовал больше угрызений совести, чем относительно всех остальных, вместе взятых.
– Клянешься хранить верность клятве с этого дня до дня твоей смерти, во имя императора, Бога-Императора и Земли, нашей Матери и нашей Жертвы?
Его величество изобразил знак солнечного диска, поднеся клинок ко лбу, губам и груди. Я повторил жест и почувствовал, как это же сделали все собравшиеся. Звяканье украшений и шорох ткани нарушили торжественную тишину.
– Клянусь, – сказал я одновременно с жестом.
Тогда император опустил меч и дотронулся им сначала до моего левого плеча, потом до правого.
– Теперь вы рыцарь, сэр Адриан, и лорд Марло по праву. Поднимитесь.
Он протянул мне левую руку, и я поцеловал перстень с двенадцатилучевым солнцем, символом императорского дома, на его большом пальце.
Церемонии и ритуалы обладают большой силой, и не важно, верим мы в принципы, на которых эти ритуалы зиждутся, или нет. Несмотря на мой скептицизм, я все равно почувствовал, поднимаясь, прилив тепла, любви и гордости. Я стал рыцарем, и не простым, а рыцарем Королевского Викторианского ордена, приближенного к самому императору.
В Галактике сыщется не много людей, способных похвастаться тем, что они побывали в Перонском дворце, этой расположенной внутри большого дворца Вечного Города вотчине императорской семьи. А тех, кто бывал здесь неоднократно, еще меньше.
Во время моего второго визита массивные двери открылись беззвучно. Внутри пробили часы. Переступив через порог, экскувиторы перешли с бодрого марша на медленный, ровный шаг. Их каблуки стучали в такт с тиканьем часов, могучий маятник которых свободно раскачивался над стрельчатыми арками поверх наших голов.
Наконец после множества поворотов мы пришли в сад воды, весь из белоснежного мрамора. Яркие фонтаны били среди прудов, в которых цвели бледные лотосы и лазурные водяные лилии. В углу две женщины тихо перебирали струны арф. Его величество восседал в скромном кресле у небольшого столика. Рядом стояли четверо экскувиторов, наблюдая за мной сквозь зеркальные маски. Мои сопроводители отсалютовали, я поклонился, положа правую руку на сердце, а левую отставив в сторону.
– Ваше величество, – произнес я, – для меня честь вновь предстать перед вами.
Император Вильгельм поднялся, отложив маленькую черную книжицу, которую читал, и подошел ко мне с теплой улыбкой и радостным приветствием:
– Сэр Адриан! Приятно снова вас видеть.
Я потупил взгляд:
– Ваше величество, я хотел бы извиниться за несвоевременную реплику на аудиенции с солдатами.
– Дорогой кузен, все это уже забыто! Пожалуйста, выпрямитесь, чтобы нам было лучше вас видно.
Я поднял голову. Император улыбнулся и жестом отослал мой эскорт. Экскувиторы отошли за раскрашенные колонны, и мне показалось, что они не совсем покинули нас, а скрытно остались ждать среди этих высоких столпов.
– Нам до сих пор не представилось возможности поблагодарить вас за службу на Аптукке. Теперь на вашем счету два сьельсинских вождя.
– Вы льстите мне, ваше величество, – ответил я с поклоном.
– Вы даете мне повод. – Император взмахнул рукой в бархатной перчатке, усеянной блестящими перстнями, приглашая меня прогуляться. – Если бы все наши придворные были столь полезны…
На это у меня ответа не было. Я молча шел за его величеством вдоль прудов. Впереди бежали наши тени. Император был выше меня и в четыре с лишним раза старше – а мне уже было сотни лет, – но в его рыжих волосах не блестело ни единой седой пряди. За исключением красных бархатных перчаток и туфель, он носил ослепительно-белые шелка, расшитые золотом. Если при дворе я чувствовал себя неподобающе одетым, то в присутствии кесаря и вовсе показался полным оборванцем. Одни его перстни стоили как целая планета, и дело было не в ценности камней или искусстве ювелиров, ведь заказ подобных украшений обходился, в общем-то, недорого, а в их древности. Я не сомневался, что все они были изготовлены еще на Старой Земле до ее разрушения.
– Вы знаете, что вам возносят хвалу по всей Империи? Вы победили Бледных на Аптукке, не пролив ни капли крови.
– Если бы только это было так, – честно ответил я.
Император прервал свой размеренный шаг. Я чувствовал, как его взгляд выжигает мне щеку.
– Это так. Так мы решили, и вам следует придерживаться официальной версии.
– Как пожелаете, ваше величество.
Я не отважился посмотреть ему в глаза, лишь покосился в его сторону. Его императорское величество Вильгельм Двадцать Третий хмурился, над переносицей проявилась довольно заметная морщина. Но она быстро исчезла, и его лицо вновь обрело спокойствие, достойное лика древних фараонов. Я до сих пор впадаю в задумчивость, вспоминая это выражение. Победа на Аптукке была блестящей, но ложь пропагандистов из министерства народного просвещения приукрасила ее многократно.
– Вы убедились, что князь в самом деле мертв? – спросил император, возобновляя обход пруда.
– Вне всякого сомнения, ваше величество, – заверил я кесаря, попутно заметив между колонн экскувитора, наблюдающего за нами сквозь пустые глазницы маски. – Я ведь сам убил Улурани.
Его императорское величество кивнул, проведя вдоль подбородка облаченным в бархат пальцем. Что-то несомненно тяготило его, но еще некоторое время мы шли в тишине мимо изящных фресок с изображением фантастических нимф и ангелов, украшавших стены перистильного двора.
– Скажите мне, Адриан, – произнес император заинтриговавшим меня тоном, и я повернулся к нему. – Вы со мной?
Он отказался от статусного «мы», представ (каким бы святотатством ни было даже писать об этом) простым человеком, утомленным короной и всеми тяготами того положения, что он нес на своих узких плечах.
– Ваше величество? – переспросил я, не зная, что ответить.
– Не прикидывайтесь. Отвечайте, кому вы служите?
Неужели он видел преступный медальон, который пытался всучить мне Каракс? Решил, что я строю козни против престола и императорской семьи? У меня подкосились ноги, и я мысленно выругался. Преклонение колен явилось бы признаком раскаяния и признания вины, поэтому я не стал этого делать. Но от моего ответа зависело многое, да что там, жизнь.
– Я верный солдат Империи.
Что еще я мог ответить? Я стал солдатом вопреки своей воле, но мало кто может похвастаться тем, что живет, как ему заблагорассудится.
– Империи… – повторил его величество. – Хорошо. В таком случае у меня для вас задание.
