Чудовище прыгнуло. Атаковало. Покрытый ошметками плоти кулак Иубалу врезался мне под руку, и я стиснул зубы. Броня приняла основную нагрузку на себя. Мой меч без видимого эффекта отскочил от бронированной ноги химеры. Преодолевая боль, я вскинул его над головой, чтобы парировать удар. Высшая материя и керамика вновь встретились, и керамика со вздохом уступила. Клинок отлетел в сторону. Иубалу с воем ткнуло меня в грудь обломком, заставив потерять равновесие. Отшатнувшись, я сплюнул и заметил в слюне кровь. Боль в ребрах казалась далекой, едва слышимой за стонами мертвых в моей голове.
Белые руки из сегментированного металла потянулись ко мне. Я не мог убежать и вместо этого прыгнул вперед, поднырнув под когтями Иубалу. В прыжке деактивировал меч. Я по-борцовски врезался в тело химеры и, пусть не мог тягаться с ней габаритами и весом, приставил рукоять меча к нагретому бедренному суставу и включил активатор. Высшая материя расцвела, ровно и начисто отрубив Иубалу ногу. Балансируя, я навалился на огромную химеру всем весом. Тварь повалилась назад, и я отскочил как раз в тот момент, когда подоспели легионеры. Грохот от падения был таким, что я не удивился бы, если бы в стальном полу остались дыры.
– Лорд Марло! Отойдите! – крикнул один солдат.
– Стойте! – рявкнул я, увидев, как сверкнула граната.
Но было поздно.
Взрыв прогремел совсем рядом с поврежденным бедром; Иубалу еще не успело пошевелиться, как ему разорвало пах и нижнюю часть живота. Оставшись без ног и без двух рук, чудовище беспорядочно отмахивалось от окружавших его солдат – людей и ирчтани.
– Руки! – кричал я. – Не убивайте его!
Заварить суставы оставшемуся без щитов и потерявшему подвижность чудовищу было нетрудно. Языки плазмы быстро справились с работой. Но даже с оплавленными суставами Иубалу смогло подтянуть руки к себе, согнуть их в подобии защитной боксерской стойки.
Держась за бок, я склонился над ним и приставил клинок к впадине c кронштейнами и пучками арматуры на месте шеи.
– Ты проиграло, – сказал я. – Сдавайся.
Иубалу глядело на меня безглазым лицом. До сих пор мне не довелось рассмотреть его вблизи, и лишь теперь я заметил эмблему на его груди: нечеткий контур ладони, шестипалой, белой на белом фоне. Это ввело меня в недоумение. Сьельсинам была неведома живопись. Они не рисовали, не воплощали окружающие предметы в образах. Единственным видом искусства у них была каллиграфия, округлое письмо ударитану, адаптированное из анаглифов Тихих. Изображение руки на груди Иубалу было столь же невероятным, как книга, написанная собакой.
– Вы лишились топлива. Бежать некуда, – сказал я, прижав меч плотнее.
Нанокарбоновая арматура разошлась без повреждений, но за ней я увидел витую стальную проволоку. Мышцы органического лица дергались, словно при пытке электрическим током.
– Сдавайся. Ietta, – повторил я на родном языке чудовища.
– У нас есть другие корабли!
Мой меч сверкнул, отрубив одну из оставшихся рук у плеча.
– Сколько еще мне отрезать, прежде чем ты сдашься?
Я пнул эту руку и поморщился от боли в груди. Вновь приставив меч к горлу чудовища, добавил:
– Я предлагаю тебе то же, что давным-давно предлагал ичакте итани Отиоло. Сдавайся, и я прослежу, чтобы всех вас вернули хозяину.
Уванари сдалось сразу, увидев в этом способ спасти себя и исполнить долг перед князем и хозяином. Иубалу, как выяснилось, понимало свой долг иначе. А может, знало, что его искусственные, изготовленные руками человека компоненты попадут к нашим техникам, а все, что скрывает механизм, заменявший ему мозг, будет выведано схоластами Капеллы и использовано в войне против его хозяина.
Последняя рука вайядана сжалась, раскрылась и снова сжалась. Локоть не сгибался, плечо не шевелилось, но чудовище смогло указать на меня и впервые за весь день пошевелило губами.
– О возвращении не может быть и речи. Сдаться нельзя. Он идет. Он отомстит за нас.
Опасаясь, что у Иубалу напоследок припасена какая-то уловка, я еще сильнее прижал меч к его шее.
– Прикажи своим прекратить сопротивление, – сказал я. – Живо!
Уловка действительно была припасена. В глубинах механизмов его тела и разума что-то умерло. Иубалу прекратило даже попытки шевелиться, голубые огоньки, слабо светившиеся внутри его, погасли. Все стихло. Наступила гнетущая тишина. Оторванные конечности, искореженное тело, одинокая уцелевшая рука… все это в мгновение ока изменилось. Теперь я стоял не над телом, не над останками чудовищной химеры, а над простой грудой металла и керамики. Пустой оболочкой.
Почти пустой.
Я сообразил, что Иубалу, должно быть, стерло свою память и личность со всех носителей, на которых они были записаны, но не умерло. Спустя мгновение его губы зашевелились, шепча неразборчивые слова.
Я отключил меч и с трудом присел на колено, чтобы лучше слышать.
– Он видел ее, hurati, – разобрал я, и кровь застыла в моих жилах. – Видел твою смерть. Жертву… – Растянутые в медвежьей ухмылке губы обвисли, и я понял, что теперь генерал-вайядан точно мертв.
Я не поднимался с колена до тех пор, пока не подошла Сиран.
– Тебе стоит включить рацию, – раздалось из динамиков ее скафандра.
– Что случилось? – спросил я, следуя ее совету.
На меня обрушился поток новостей. «Минтака» была освобождена. Сьельсинов в трюме разбили, а Корво с Аристидом после гибели центурии Кейда устроили массированную бомбардировку кормовой части сьельсинского корабля, уничтожив всех сьельсинов, кто оставался в моторном отсеке. Подкрепления прибыли и теснили врага по всем фронтам. Для нас неминуемое поражение превратилось в победу, а для сьельсинов ранний триумф обернулся катастрофой.
Я толком ничего не слышал. Все мои мысли были заняты последними словами Иубалу.
«Он видел твою смерть».
Я тоже ее видел. Видел тысячи тысяч раз, ступая в сияющие воды реки времени. Меня сжигали и распинали, отрубали голову, били в спину. Пытали и вешали. Меня съедали сьельсины. Меня даже нарекали Императором Всего Человечества. В одной из версий меня убивал сам сребровенчанный король демонов, которого описал мне Каракс перед Соларианским троном. Мог этот шиому, этот пророк, видеть то же самое? Могли Тихие послать Дораяике те же видения, что и мне?
Или за кулисами действовала еще одна сила? Кхарн Сагара упоминал другие силы, что были древними даже на заре Вселенной, существа, живущие в ночи. Мне понадобилась почти сотня лет, чтобы понять сьельсинов, и теперь я вновь чувствовал, что ничего не знаю, что наши народы – люди и Бледные – лишь пешки на чьей-то бескрайней доске.
Рыси, львы и волчицы.
Неужели я ошибся и сьельсины не поклонялись Тихим? Или поклонялись не только им?
Я позволил Сиран помочь мне встать.
