«К олхонутам… старшего сына женить… хорошо знаете… – перебирая в мыслях его слова, Есугей почувствовал запоздалую тревогу. – Неспроста болтает татарин. Они знают про меня. И не случайно они здесь… Знают, куда я ездил, и здесь ждали меня… Но откуда знают? Кто их известил?..»
Незаметно, скользящими взглядами ощупывая сидящих вокруг мужчин, он отмечал про себя: оружие у всех добротное, сами крепкие, молчат, в разговор не встревают, видно, нукеры отборные, обученные…
– Надо напоить коня, да пора ложиться отдыхать, – Есугей неторопливо встал, преодолевая хмельную слабость в теле, подошел к привязанному к кустику жеребцу.
Лук в хоромго и колчан со стрелами висели на седле. Отвязав повод, неспешным шагом повел коня в темноту, на звук журчащей воды. У ручья встал вполоборота и, пока конь, жадно припав к воде, пил, украдкой посмотрел в сторону костра. Все сидели на месте. Есугей одним рывком подтянул подпругу и, не взнуздывая, вскочив в седло, хлестнул коня. Оглянувшись на полном скаку, он с удивлением увидел, что татары не двинулись с места.
«Неужели поленились вставать? – неуверенно гадал он, переведя коня на рысь. – Но на ленивых они не похожи… Может, и вправду мирные люди, а я заподозрил?..»
Не находя ответа, Есугей все дальше удалялся во тьме от костра. После долгих раздумий он окончательно решил: правильно сделал, что ушел, татары – это татары, надеяться на них нельзя, и ночью все могло случиться. Успокоившись, Есугей остановил жеребца на гребне холма и напоследок посмотрел на далекие тени при свете одинокого ночного костра.
Всю ночь он крупной рысью продвигался на северо-запад, намечая путь по звездам. Незадолго перед утром вышел месяц, осветил степь до самого горизонта. Несколько раз Есугей останавливался, подолгу оглядывался назад. Спешившись, ложился на землю и, приложившись ухом к сухой шероховатой поверхности, вслушивался: не идут ли татары следом.
К рассвету Есугей подъехал к броду на реке Шуус. От воды поднимался белый туман. Сырой воздух резко обдал холодной утренней свежестью, и Есугей почувствовал легкий озноб. Холод легко проникал за ворот халата и в рукава, проходя мелкой дрожью по коже, заставляя вздрагивать.
Дождавшись, когда конь напьется, тронул его в воду. На середине реки вода едва не перекрыла туловище коню, пришлось встать на седло. Есугей с высоты смотрел на быстрые струи, с плеском обтекающие туловище его коня, перехлестывая через холку, и тут почувствовал, как закружилась голова и к горлу подступила тошнота. Ослабевшие ноги задрожали в коленях, и он с трудом дождался, когда конь выберется на берег, опустился в седло.
«Много выпил в последние дни, – устало подумал Есугей. – День за днем в седле. Надо отдохнуть».
В прибрежных кустах он выбрал укромное место, преодолевая слабость в теле, расседлал коня, привязал на длинный повод к ближнему стволу. Неподалеку под развесистыми ветвями постелил потник, под голову положил седло и, едва улегшись, провалился в тяжелый сон…
Проснулся он в липком поту. Кружилась голова, во рту и глотке чувствовалась колючая, шершавая сухость. Есугей попытался встать и тут же почувствовал боль во всем теле, потемнело в глазах. «Заболел! – Есугей, осознавая свою беспомощность, впервые за многие годы ощутил сильный страх. – Неужели от сырости?.. – Повернув голову, увидел в нескольких шагах коня и немного успокоился. – Теперь не потерять сознание… Надо ехать к людям…»
Собрав последние силы, Есугей встал на четвереньки, пополз. Конь, будто понимая, с терпеливым ожиданием смотрел на него. Добравшись до ивового ствола, к которому он был привязан, Есугей одним рывком сорвал узел и, крепко сжимая повод, пополз обратно. Конь осторожно шагал за ним.
Вернувшись к седлу, Есугей заставил коня лечь, набросил потник. Отдышавшись, стоя на коленях, он с трудом оторвал от земли седло, ставшее вдруг неимоверно тяжелым, и, зажмурившись от напряжения, с хрипом бросил его на потник. Заставив коня встать, подтянул, как мог, подпруги. Снова заставил лечь. Долго прикреплял оружие к седельным ремням…
Выехав из-за кустов, Есугей шагом направил коня на север. Там, по речке Хуйтэн обычно в эту пору стояли некоторые айлы рода тохураун и он надеялся застать их на старых местах. Отпустив поводья, Есугей тяжелым взглядом водил по сторонам, пытаясь разглядеть на земле какие-нибудь следы. Солнце дошло до зенита, лучи его жарили нестерпимо, отдаваясь в мозгу звенящей болью. Через силу поворачивая голову, Есугей оглядел небо. Не было ни облака. Не в силах больше напрягать шею, он уронил голову на грудь и закрыл глаза…
Забывшись, он не почувствовал, как конь резко изменил направление и пошел быстрыми, семенящими шагами. Чудилось ему, будто его догоняют татары, а впереди всех старший, тот, который наливал ему хорзо. Он и теперь держал на вытянутой руке переполненную чашу, расплескивая вино, кричал: «Есугей, ты выпьешь это и умрешь! Выпей, Есугей, и умри поскорее!»
Очнулся он от злобного лая собак. Прямо перед ним в двух перелетах стрелы стоял большой айл из десятка юрт. На лай вышли мужчины, всмотревшись в него, они отогнали свору. «Все, теперь не умру, – облегченно подумал Есугей, но тут ему вспомнился сон, татарин с чашей хорзы, и он вдруг все понял: – Отравили!» Он вспомнил горький вкус хорзы, поднесенной татарином, и его стошнило.
Его рвало с кровью, и он блевал, обессиленно свесившись с седла. Нестерпимо жгло в горле. Он видел, как густые красные сгустки тяжело падают у ног коня. Жеребец его, будто почуяв смерть, беспокойно перебирал ушами и косил на него красный, налитый кровью глаз.
После рвоты стало немного легче, и Есугей поднял голову. Навстречу к нему бежали двое молодых мужчин.
– Что с вами? – заглядывая ему в лицо и двоясь в его глазах, спрашивал первый, взявшись за повод. – Вы ранены?
Второй, подбежав следом, запыхавшись, сердито сказал:
– Что ты спрашиваешь, будто не видишь, веди коня, а я придержу его, чтобы не упал.
У юрт их ждали мужчины постарше.
– Да ведь это Есугей-нойон, – удивленно промолвил один из них, с косым шрамом на темной щеке, и решительно приказал: – Несите его в юрту!
– В юрту нельзя, ему будет трудно дышать, – возразил какой-то старик, ковыляя к ним со стороны. – Лучше постелите ему в тени.
– Несите в тень!
Улегшись на мягкий войлок с высокими подушками в изголовье, Есугей подозвал к себе мужчину со шрамом.
– Ты кто? – слабым голосом спросил он, вглядываясь в его лицо, пытаясь вспомнить. – Какого племени?
– Меня зовут Буралдай, я из племени эхирес, рода чоно, мы все тут одного рода, держим пограничный караул у тайчиутов.
– А меня откуда знаешь?
– Мы с вами будем дальние родственники, от одних предков происходим.
– Ты что болтаешь? – Есугей тяжело дышал. – Откуда тебе знать моих предков?
– Ваш предок Бортэ Чоно родился на нашей земле, на западном берегу Байгала и вышел из нашего рода.
