Тэмуджин, хотя уже давно привык к тому, что предрекали ему ханское достоинство, хотя и казалось ему это чем-то далеким, почти несбыточным, как будущая небесная жизнь, ему было приятно оттого, что сам дед Тодоен, который не с каждым взрослым мужчиной будет говорить так просто и доверительно, вызвал его на беседу и высказывает ему такие важные слова.
Сделав по-взрослому вдумчивое лицо, он выжидательно смотрел на деда.
– Какие трудности встанут перед тобой потом, я не знаю, – говорил тот, уже строго глядя на него. – Но крепко возьми в ум одно: никогда не нужно иметь жалости к тому, кто встанет на твоем пути. У тебя много братьев, и дядья еще молодые, среди них могут появиться такие, которые пожелают с тобой потягаться за власть. Голову руби, не задумываясь, тому, кто будет тебе мешать, будь это даже твой единоутробный брат. Допустивший в свое сердце жалость всегда уязвим, и ни ум, ни отвага не спасут тебя, если ты однажды пожалел врага. Из-за этого погиб Амбагай-хан, из-за этого же погиб… – Тодоен испытующе посмотрел на него и, не договаривая, отвел взгляд. – Многие из достойных мужчин гибнут только из-за того, что вовремя не убрали с дороги своих врагов. Парень ты, по своим приметам, неплохой, в отца пошел. Но в глазах твоих еще много жалости, это плохо. – И внезапно рассвирепев так, что покраснели глаза, и белая пена выступила на уголках губ, он задрожал сжатыми в кулаки руками. – Каленым железом надо вытравлять из себя жалость!.. Лошадиным клеймом жечь себе руки и ноги, если в сердце закралась жалость! Запомнил ты это или нет?
– Да, – оробев, впервые видя деда таким озлобленным, вымолвил Тэмуджин.
– Не забудешь?
– Нет.
– Вспомни мои слова, когда придет время, и крепко подумай над ними. А теперь иди.
Тяжело закашлявшись, дед Тодоен повелительно махнул ему рукой и откинулся на изголовье.
«Кто из братьев может встать на моем пути? – удивленно подумал Тэмуджин на обратном пути, и почти сразу же вспомнил про Бэктэра: – Вот кто!»
IV
– Вон стоит береза с прямым стволом, – Джамуха качнулся в седле, спускаясь в небольшую ложбину и, вытянув руку вперед, оглянулся на Тэмуджина. – Древок пятнадцать из нее выйдет, если нет сучков.
Они ехали вдоль опушки западного леса и внимательно разглядывали стволы у берез и черемух. Солнце, поднявшись на половину локтя, мягко подсушивало озябшую листву на деревьях. Пахло сырой, прелой травой. Сзади на длинных поводьях шли заводные кони с вьючными седлами.
Еще вчерашним вечером к Тэмуджину пришел Джамуха и предложил с рассветом съездить в дальний березовый лес, чтобы срубить деревьев на стрелы. Сказав, что хорошо умеет строгать древки. У Тэмуджина в наследство от отца осталось целых два больших сундука, полных йори, одора
[38], годоли, хоорцаг и в стрелах он не сильно нуждался. Однако, подумав, он согласился: приближалась пора охоты на зверя, и не хотелось сразу расходовать отцовское богатство.
Джамуха приблизился к березе, чуть склонившейся набок, ровно раскинувшей в стороны желтолистые ветви, и медленным шагом объехал вокруг, придирчивым, знающим взглядом окидывая ее.
– Вот то, что искали, – наконец, сказал он. – Лучше мы не найдем.
Привязав лошадей, Тэмуджин снял с седла маленькую суму из телячьей шкуры, вынул туески с молоком и вином, положил по чашкам куски мяса, сыра и творога. Джамуха выбил огонь, старательно дуя на кусок тлеющей овечьей шерсти, развел костерок. Приготовившись, они взяли в руки туески и чаши, оробевшими взглядами обвели возвышавшиеся кругом деревья.
Тэмуджин суховатым кашлем поправил голос, негромко начал:
– Великие духи-заяны, хозяева черного леса, примите от нас эту дань: арзу с десяти перегонок, хорзу с двадцати перегонок… Подайте из ваших несметных… На наши ничтожные нужды…
Помолившись, он широким взмахом брызнул архи в небо, потом подал огню. Джамуха ходил вокруг костра, макая пучком ковыля в густоватое осеннее молоко, кропил на восемь сторон. Переглянувшись, они с силой бросили свои чаши высоко в сторону от опушки и, задрав головы, смотрели, как они, медленно переворачиваясь в воздухе, мягко попадали в траву неподалеку друг от друга. Рванувшись, они наперегонки подбежали к тому месту: старая черная чаша Тэмуджина стояла вниз дном, а новая беловатая Джамухи – вверх.
– Твое подношение приняли, – взволнованно выдохнул Джамуха. – Тебе разрешают рубить.
Наскоро перекусив у огня, взялись за работу. Тэмуджин, взяв в руки остро отточенный топор, начал рубить у самого корня. Топор был тяжеловат и рубил он с натугой, стараясь попадать в одно и то же место.
Джамуха, подперев бока кулаками, стоял рядышком. Он внимательно смотрел на то место, где железное лезвие топора раз за разом кромсало живую белую плоть дерева. Раза два Тэмуджин промахивался, попадая чуть выше затеса, и тогда Джамуха мучительно кривил лицо, чертыхался и ворчал под руку.
– Смотри, куда бьешь… ровнее руби…
Тэмуджин перехватывал топорище поудобнее, примеривался, пошире расставляя ноги, беззлобно огрызался:
– Сам вижу. Легко говорить, глядя со стороны.
– Я бы не промахнулся, – стоял на своем Джамуха. – Э-эх, если бы мне дали рубить духи-заяны, уж я бы…
– Ладно, в другой раз дадут, тогда посмотрим.
– Вот и посмотришь…
«Какой это упрямый человек!.. – удивлялся про себя Тэмуджин. – Ни на слово уступать не хочет…»
В прозрачном утреннем воздухе далеко разносились звуки ударов. Где-то неподалеку, за бугорком, по которой проходила опушка, четко и внятно откликалось эхо, и казалось, что там тоже кто-то рубит дерево. «Чак!..Чак!..Чак!..» – звонко доносилось оттуда и тут же смолкало, как только переставал рубить Тэмуджин.
Запыхавшись, Тэмуджин положил топор на землю и отошел в сторону, широко размахивая затекшими руками, покрутил туловищем, как борец перед схваткой. Размявшись, он снова подошел к дереву. Расставив ноги, он взмахнул топором, готовясь нанести удар, но тут ему на плечо положил руку Джамуха. Тэмуджин поднял голову и увидел, как со стороны бугра, из-за которого доносилось эхо, к ним быстрым шагом направляются двое взрослых всадников.
Лица их были незнакомы. Оба они были уже пожилые, у одного борода почти наполовину покрылась сединой. Оружия, кроме ножей на поясах, у них никакого не было и Тэмуджин, поняв, что это не разбойники, а, видимо, пастухи из соседнего куреня, успокоился.
Положив топор и выпрямившись, он поправил на голове шапку.
– Вы что тут, негодники, делаете?!
– Кто вам разрешил тут рубить? – еще издали возмущенно закричали оба всадника.
Лица их были искажены от негодования и Джамуха, не понимая, почему эти люди вдруг так разъярились, удивленно оглянулся на Тэмуджина.
