«Как легко он обижается и тут же остывает! – удивленно подумал про себя Тэмуджин. – Но прямой и открытый… нежадный, смелый. Такой человек, пожалуй, может стать другом».
V
Дед Джамухи Бури Бульчиру, нойон поначалу небольшого монгольского рода джадаран, в свое время усилил свой улус примкнувшими родами, пришедшими с северных лесных земель. Во владение влилась новая кровь, необычайно быстро стал размножаться подвластный народ, увеличилось войско. Чтобы закрепить свое положение в степи, Бури Бульчиру вскоре после татарской войны решил сблизиться с кият-борджигинами, и для этого просватал своему старшему сыну Хара-Хадану дочь нойона Хулана, младшего брата Хутулы-хана.
Отец Джамухи, Хара-Хадан, еще больше усиливший владение северо-западными пришельцами, оказался не менее дальновидным и отправил десятилетнего сына в гости к дяде по матери, киятскому нойону Ехэ Цэрэну почти на целый год с тем, чтобы он хорошенько познакомился со своими сверстниками, будущими кият-борджигинскими нойонами. Для этого Хара-Хадан снабдил сына большими вьюками на трех конях с подарками для будущих друзей.
К несчастью, получилось так, что в тот самый день, когда Джамуха прибыл в курень киятов, умер Есугей-нойон, и поэтому приезд сына джадаранского нойона остался незаметным. Не было игрищ со скачками и борьбой среди юношей в честь гостя, не горели костры до утра с песнями и плясками.
В первые дни по его приезду курень жил в глухом трауре по умершему, и Джамуха не выходил за пределы айла своего дяди. А потом, когда вышел, сразу же подрался с Хучаром и Тайчу из-за бабок. Джамухе не было жалко этих игрушек, ведь он для того и взял целый мешочек, чтобы раздарить своим новым знакомым, но он хотел не так, чтобы просто взяли и отобрали, а по-честному, чтобы все выглядело прилично. Хорошо, что в это время мимо проезжал Тэмуджин и вступился за него. Джамуха сразу разглядел, что это честный и умный парень. И, как было видно, влиятельный среди своих. Те двое сразу отступились, когда Тэмуджин накричал на них.
Ради знакомства Джамуха сначала хотел подарить ему половину своих бабок, но его что-то удержало от этого. Каким-то чутьем он почувствовал, что этого парня не влекут детские игрушки, что с ним нужен другой разговор – взрослый. Помня наставление отца о том, чтобы он искал умного и надежного друга, и, приглядевшись к другим киятским парням, он среди всех выделил для себя одного лишь Тэмуджина.
Тетушка Субай, жена Ехэ Цэрэна, попросила Джамуху перед вечером сгонять телячье стадо на водопой. С ним поехали двое мальчишек из домашних рабов. У реки вдруг случился немалый переполох: телята едва не соединились с коровами, возвращавшимися с пастбища на вечернюю дойку. Четырехлетняя безрогая матка, самая норовистая из стада, с расстояния перестрела узнала своего теленка и, сорвавшись, бросилась к ней размашистой, лошадиной рысью. Джамуха, вовремя увидев ее, поскакал наперерез. В это время и другие коровы заметили телят и, резко повернув к ним, призывно взмыкивая, убыстрили шаги.
Телята, заслышав знакомый рев, повыскакивали из воды на высокий берег, готовые броситься навстречу. Назревала беда. К счастью, мимо проезжали молодые мужчины на табунных лошадях, они с ходу взяли телячье стадо в облавный круг. Нещадно нахлестывая их длинными кнутами, галопом погнали к куреню. На помощь к Джамухе подоспели его подручные и вместе они остановили коров.
Позже прискакали отставшие от стада коровьи пастухи – два старика в залатанных халатах. Подскакав на таких же старых, как и они, запаленных одышкой лошадях, униженно просили Джамуху не говорить дяде об их оплошке:
– Засечет нас Цэрэн-нойон, если узнает, – жалостливо говорил один и показывал на другого. – У этого живот прихватило, со вчерашнего дня мучается. Пока я травы насобирал, да отвар вскипятил, остужал да лечил его, коровы ушли сами. Мы ведь не знали, что у реки телята будут…
– Не скажу, не тревожьтесь, – Джамуха с великодушной улыбкой смотрел на стариков. – Вечером зайдите в молочную юрту, я попрошу, чтобы вам налили горячего архи.
– Сразу видно белую кость! – обрадованно переглянулись старики. – Давно мы не пробовали крепкого, а ведь с утра до вечера на ветру, под дождем, у нас даже кости продрогли, а сегодня уж отогреемся…
Оставив их, Джамуха вернулся в курень. Подъезжая неторопливым шагом к айлу, у коновязи он увидел каурого жеребца Ехэ Цэрэна под седлом. Из юрты вышел дядя. Увидев его, он приветливо улыбнулся:
– Поедешь со мной на охоту?
– Поеду! – обрадованно встрепенулся Джамуха.
– Тогда бери свой лук, возьми стрелы на изюбря, – и, придирчиво оглядев его, добавил: – Оденься потеплее, ночью в горах холодно.
В юрте на столике дымилось жирное мясо, только что оставленное дядей, рядом в корытце лежали обглоданные ребрышки. Джамуха, вспомнив, что с утра ничего не ел, почувствовал резкий голод. Но тут вспомнил слышанное им когда-то от стариков, что перед охотой на зверя есть не подобает – притупится чутье и ослабнет жажда добычи – и он с усилием заставил себя отвернуться от еды.
Не обращая внимания на дразнящий запах баранины, он быстро оделся, отсчитал и положил в колчан пятнадцать стрел одора, нацепил на ремень хоромго с луком, мадагу и поспешно вышел из юрты.
В наступающих сумерках, ведя за собой полтора десятка всадников, они выехали из куреня в сторону Хэнтэйских гор. Темнело по-осеннему быстро. До первого увала еще доносился теплый запах куреня с кислым кизячным дымом. Перевалили гребень, и от реки резко ударило по-осеннему пресной, холодноватой сыростью. С верховьев дунул в лицо холодный ветерок.
Ехэ Цэрэн и Джамуха, вырвавшись вперед на резвых конях, рысили рядом; другие, почтительно приотстав на полсотни шагов, ехали вереницей, ведя в поводу заводных лошадей с вьючными седлами.
– Скотское мясо приелось, – по-свойски говорил Джамухе Ехэ Цэрэн. – Уже и в горло не лезет. Звериного захотелось попробовать. А облавная охота еще не скоро. Но ты, смотри, никому не проговорись о том, что мы здесь охотились… Не забудешь?
– Нет, а что случилось?
– Старейшины племени запретили трогать маралов и изюбрей до первого снега. Недавно они снова собирались у тайчиутов, выдумали новый закон. Вчера и нам передали… Что им в голову придет, то и устанавливают, – проворчал он и, сплюнув в сторону, с ленивой злобой продолжал: – Лесные звери ведь ничьи, а они распоряжаются ими, как в своем стаде. Ну, а нам что же делать, здесь у них полная власть, вот и приходится терпеть их выдумки. Да и что с них возьмешь, половина их давно из ума выжила. Давно уж пора к предкам отправляться, а они все еще здесь, на земле толкаются, людям жить мешают… Ты, смотри, не проболтайся, ведь я тебе как своему говорю.
– Не проболтаюсь, дядя Цэрэн.
Впереди смутно завиднелась опушка тайги, темной полосой выступив из сплошных сумерек. Ехэ Цэрэн остановил рысистого коня. Сзади приблизился топот. Дождавшись, Ехэ Цэрэн окликнул нукера:
– Хулугай, где ты там прячешься, подвигайся поближе сюда.
