Красноватое утреннее солнце с трудом прогревало остывшую за ночь степь. Медленно оттаивала прибитая инеем трава, робко поднимаясь, она бледнела последней, увядающей зеленью. В дальних западных горах по вершинам заметно побелело – ночью там выпал снег.
Кобыла ее, ходко шагая по низине, с треском проломила тоненький, намерзший за ночь лед в небольшой лужице, прочавкала копытами по грязи и легко вынеслась на бугор.
На въезде в курень, перед крайними юртами встретилась жена сотника из улуса Бури Бухэ. Почтительно уступив дорогу, она остановила коня и, низко свешиваясь с седла, поклонилась. Оэлун приветливо кивнула в ответ и поймала себя на мысли: «Будут ли люди так же кланяться мне через год?».
Случайная мысль вновь навела ее на тревожные раздумья. После того, как дед Тодоен одобрил решение Тэмуджина отказать в сватовстве Даритаю, Оэлун запретила себе думать об этом: пусть будет так, как решит небо. «Лишить детей Есугея всего имущества сородичи не решатся, – убеждала она себя. – Какое-нибудь стадо оставят на прокорм, вот и ладно…» Но время от времени тяжелыми холодными тучами находили сомнения: «А вдруг?..» Не видя выхода, она возвращалась к мысли о замужестве, но сыновний запрет твердо держал ее в узде: слово старшего наследника не может быть нарушено – не сейчас, так потом вина обрушится на нее. И тогда она снова обращала свой взор к небу – боги не могут ошибиться, пусть они и решают все.
В айле ее встретила Сочигэл. Вышла из своей юрты на стук копыт, сонно прищуриваясь, оглянулась на солнце.
– Зачем только ты туда ездишь, – она коротко зевнула, зябко передернула плечами. – Все равно скоро твоих коров заберет Даритай, а что нашим детям потом достанется, то уже не мы будем решать.
Общее горе и тревога за детей, за их будущее в последнее время сблизили этих двух женщин, вышедших из разных племен и по воле случая оказавшихся в одной семье. Еще недавно они соперничали перед одним мужем, а теперь, попав в одно и то же зыбкое положение вдов в чужом для них племени, они стали держаться друг за дружку. Чаще стали посиживать вместе, уединившись за одним очагом, обсуждая свои женские заботы: чего наготовить на зиму, какой одежды не хватает детям. Раньше равнодушная к хозяйству Сочигэл теперь, будто нутром своим женским чувствуя наступление трудной поры, стала втягиваться в работу, часто бралась то за битье войлока, то за шитье рубах и штанов. Оэлун, не желая ее беспокоить раньше времени, не говорила ей о словах Тэмуджина, о его запрете на замужество, а сейчас, привязывая коня, вдруг решилась.
– Я не выйду замуж за Даритая, – сказала она, долго разглядывая крепкий узел в своих руках, только что завязанный ею.
– Не выйдешь? – удивленно спросила Сочигэл. – А за кем же мы тогда будем жить?
– Тэмуджин не хочет отдавать отцовское знамя.
Некоторое время Сочигэл молчала, обдумывая новость.
– И молодец он, что не хочет, – неожиданно сказала она и, засмеявшись, зазвенела в полный голос: – Правильно он решил! Мужчинами становятся наши дети. Что, наши дети без знамени будут жить, что ли, а? Они что, не отпрыски Есугея-нойона? Не правнуки Хабула?!
– Тише, тише, – Оэлун зажала ладонью рот невестки и сама невольно рассмеялась. – Ты чего кричишь! Люди услышат…
Завтракали оставшимся с вечера журавлиным мясом. Вчерашним днем Бэктэр случайно набрел в степном озере на отставшую от перелетной стаи молодую птицу и метким выстрелом добыл для семьи еду. Когда он принес домой свою добычу, Тэмуджин и Хасар долго рассматривали ее, решая, какие перья могут пойти на стрелы, а Оэлун с радостью отметила про себя, что старшие сыновья больше не враждуют между собой. Потеря отца мало-помалу объединила их. Оэлун стала замечать их сближение особенно после того, как Бэктэра побили троюродные братья, а Тэмуджин ходил с ними разговаривать.
В двух жилых юртах теперь ежедневно по утрам разжигали огонь – просушивали войлочные стены от осенней сырости – и было душно, пахло кислым запахом прелого войлока, смешанного с едким дымом.
Хасар, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба, зубами рвал с косточки мягкое разваренное мясо, спрашивал у Бэктэра:
– Перьями от журавля поделишься?
Тот блеснул в его сторону заживающим синяком под глазом, утвердительно кивнул.
Тэмуджин, вспомнив свое, с хоймора посмотрел на него.
– Я у тебя возьму десятка два. Мы с Джамухой заказали стрелы, поделимся с тобой.
– А мне? – тут же повернулся к брату Хасар, хищно раздувая ноздри.
– У Бэктэра просишь перья, у меня стрелы, а сам когда начнешь себе добывать? – Тэмуджин без улыбки посмотрел на него и тот сконфуженно опустил глаза.
– Ладно, Хасар, я тебе две свои старые отдам, – Бэктэр по-дружески улыбнулся ему и, повернувшись к Тэмуджину, спросил: – А чего этому Джамухе от тебя надо? Приехал будто в гости, а сам ни с кем в курене не водится, в играх его не видно, а к тебе приходит каждый день.
– Мы с ним друзья, – сухо ответил Тэмуджин и отвел взгляд, показывая, что не хочет говорить об этом.
– Еще один друг появился, – недовольно усмехнулся тот. – У тебя и раньше было много друзей, а какое нутро у них на самом деле оказалось?
Тэмуджин побурел лицом, гневно сверкнул глазами.
– Бэктэр! – вдруг прикрикнула Сочигэл, вступаясь в мужской разговор. – Как ты разговариваешь со старшим братом?
Ссора, не успев вспыхнуть, погасла.
– Сейчас телят к коровам уже, наверно, подпустили, – сказала Оэлун, переводя разговор на другое. – Ешьте быстрее и идите их отделять. Потом погоните коров в степь. Возьмите еще кого-нибудь в помощь.
Дохлебав суп и наспех облизав чашки, парни поспешили из духоты юрты на волю. За ними, обиженно всхлипывая, поползла Тэмулун и, показав пятки новенького гутула, скрылась за порогом. Оставшись одни, Оэлун и Сочигэл некоторое время молчали, отпивая из чашек утреннее молоко.
– Тэмуджин и Бэктэр в последнее время сдружились, – осторожно начала Оэлун, испытующе глядя на невестку. – Надо, чтобы они и дальше так жили…
Сочигэл, прикрыв свои карие глаза длинными ресницами, молча смотрела на тлеющий под белым пеплом одинокий уголек. Оэлун не дождалась ответа и заговорила настойчивее:
– Сейчас, когда нет отца и никто не знает, что потом нашим детям достанется от его улуса, они должны быть особенно дружны… И мы с тобой, две взрослые женщины, должны научить их этому.
– Да, – наконец, устало вздохнув, подала голос Сочигэл. – Если уже сейчас начинают поднимать на них руки, что будет потом…
– Вот! – наконец, добившись того, что невестка начала понимать, Оэлун учила ее: – И ты, родная мать Бэктэра, должна подсказывать своему сыну, чтобы он слушался старшего брата. Всякая семья должна иметь главу, и наша должна иметь старшего мужчину, иначе наших детей не будут уважать люди, ведь без вожака даже бараны не живут, разве что только мухи… А когда они вырастут, получат свои доли от отцовского улуса, тогда уж они сами решат, как им жить и что делать…
