Тэмугэ всхлипнул в последний раз, обрадованно блеснул красными глазами и, возбужденно поглядывая по сторонам, выпрямился в седле.
– Чу! – тонко крикнул он во весь голос, умело разбирая поводья. – Давайте наперегонки, кто первый до дома доскачет, тот будет пить из синей отцовской чаши!
Братья переглянулись и весело рассмеялись.
* * *
В курене было необычно тихо. Не перекрикивались женщины, не шумели ребятишки, и мало было видно людей между айлами.
Ехали они с оглядкой, зорко просматривая места между айлами – нет ли где толпы подростков, не поджидают ли их где-нибудь недавние недруги, чтобы отомстить. Хасар, выехав вперед и будто бы балуясь, угрожающе размахивал над головой тяжелым кнутовищем, как палицей, показывая, что не преминет обрушить ее на голову первому, кто встанет на его пути. Тэмуджин и Бэктэр многозначительно держали руки на рукоятях своих ножей. Но на этот раз проехали по куреню без приключений.
Подъехав к своим юртам, Тэмуджин с братьями еще не успели привязать коней, как из большой юрты вышли обе матери. Лица их были встревожены.
– Тэмуджин, зайди в юрту, – придерживая за собой полог, коротко сказала Оэлун и строго оглядела остальных. – А вы побудьте здесь.
– И не шумите тут, прижмите рты, – сухо добавила Сочигэл, в еще большее изумление вводя опешивших ребят.
Низко нагибаясь под пологом, гадая про себя о том, что здесь без них могло случиться, Тэмуджин вошел в полусумрак юрты.
– Дед Тодоен уходит к предкам, – входя вслед за Сочигэл и поправляя за собой тяжелый войлочный полог, сказала Оэлун. – Он за тобой уже два раза присылал, собирайся быстрее.
– Присылал за мной?.. А зачем? – спросил Тэмуджин, но тут же понял глупость своего вопроса: «Попрощаться, зачем же еще».
– Он сейчас всех своих племянников вызвал, Шазгай мне сказала, – говорила Сочигэл, доставая из сундука и перебирая в руках, рассматривая на свету черные бархатные штаны и рубахи. – Хорошо, что хоть на этот раз все дома оказались… Тэмуджин, подойди сюда, тебе нужно переодеться.
– Я не буду разодеваться, – сказал Тэмуджин. – Ведь не на праздник иду…
– Ну, иди, – поторопила его мать. – Будь там повежливее со всеми.
Он уже выходил из юрты, когда сзади донесся торопливый крик Сочигэл:
– Скажи тетушке Мухай, что мы скоро придем!
Сев на коня и разбирая поводья, он заметил вопросительные взгляды братьев.
– Дед Тодоен уходит к предкам, – сказал он им и рысью выехал из айла.
За айлом Даритая Тэмуджин снова увидел двоюродных братьев. Они, было видно, уже знали о случившемся; сидя на корточках и опустив головы, тихо переговаривались между собой. Увидев Тэмуджина, они примолкли и, несмотря на недавнюю драку, пропустили его без нападок. Наоборот, какое-то любопытство и недоумение будто промелькнуло в их лицах, а Унгур даже опустил голову, отвернувшись, словно был чем-то оскорблен. Проехав в десяти шагах от них и удаляясь, Тэмуджин долго чувствовал на себе их пристальные взгляды.
Вокруг коновязи деда Тодоена стояло пять лошадей: рысаки Алтана, Джочи, Гирмау, белый жеребец Даритая и каурый Ехэ Цэрэна.
Встретила его старуха Мухай. Строгим, как всегда, взглядом посмотрев на него, она молча указала ему на дверь большой юрты, а сама ушла в малую, откуда доносился невнятный, приглушенный гомон женских голосов.
Дед Тодоен лежал на том же месте, на тех же шкурах, что в прошлый раз, когда он угощал Тэмуджина. Бледное, как и тогда, лицо его еще больше усохло, сделалось маленьким, как у подростка, в глазах почти совсем угас огонь. Словно из дерева вырезанное, чужое лицо его равнодушно смотрело куда-то на нижние концы жердей потолка. Возле него в один ряд сидели нойоны, потупив хмурые взгляды, молчали. Они разом оглянулись на вошедшего Тэмуджина и, холодно оглядев его, снова опустили головы.
– Кто это пришел? – едва слышно просипел дед Тодоен.
– Сын Есугея, – помедлив, ответил Бури Бухэ.
Дед Тодоен помолчал, будто не расслышал, но через некоторое время в глазах его промелькнуло какое-то просветление и он с усилием, хрипло проговорил:
– Тэмуджин, пройди сюда… сядь у моего изголовья…
Тэмуджин прошел мимо нойонов, сел.
– Здесь сейчас должен был сидеть твой отец… – трясучим взглядом кося на него, тот говорил, – но он опередил меня, ушел раньше.
В юрту вошла старуха Мухай, следом ввалилась толстая Шазгай, жена Даритая, с деревянным кувшином в руках. Горестно вздыхая, пухлыми кулаками то и дело вытирая сухие глаза, Шазгай стала наливать горячую арзу в расставленные на столе бронзовые чаши.
Тэмуджину налили слабого архи, и старуха Мухай первую чашу подала ему. Дядья, недоуменно нахмурившись, покосились на Тодоена. Тот, глядя на них из-под полуопущенных век, медленно выговаривая слова, сказал:
– В последнюю мою кочевку коня моего поведет Тэмуджин со своим знаменем в руках. Мое знамя возьмет Даритай. Остальные будут следовать сзади.
Наступила тишина. Нойоны, позабыв о наполненных чашах, еще более удивленно переглядывались между собой, будто спрашивая друг друга: «Что означают эти слова?».
Выждав некоторое время, собравшись с силами, дед Тодоен пояснил:
– Недавно приснился мне сон, будто я нахожусь на небесном курултае. Все мои братья, ваши отцы, были там же. Хабул-хан сказал: «Знамя Бартана должно оставаться в айле Есугея». Мне же было велено передать эти слова вам, чтобы вы тут не заводили смуту… И вы, смотрите, крепко возьмите в свои головы: если нарушите волю Хабул-хана, потом пощады себе не просите… Пейте арзу!
Нойоны, не морщась, не изменяя недоуменного выражения на своих лицах, выпили до дна свои чаши.
Тодоен, глядя на Алтана, продолжал:
– А еще на том курултае мне кое-что сказали про Алтана и Таргудая… сказали, что на них лежит большая вина перед племенем… только вот я позабыл, какая… и никак не могу сейчас вспомнить.
Нойоны удивленно оглянулись на Алтана. У того лоб мгновенно покрылся испариной, на висках быстро стали набухать мутные капли пота и, словно большие слезы, скатывались по скулам к подбородку. Сам он, застыв на месте, не дыша, как мышь перед разинутой пастью змеи, не сводил с деда Тодоена тоскливого, обреченного взгляда. Тот долго молчал, пристально глядя на него.
– Может быть, расскажешь нам, – наконец, тихо сказал он. – Здесь все свои, с кем же не бывает грехов?..
Алтан уронил голову, будто уже не в силах был держать ее на плечах.
– Ладно, – сказал Тодоен. – Не хочешь говорить, не говори, но придет время, взойдешь на небеса и там придется тебе во всем признаваться… Только вот что запомни: отныне я буду присматривать за тобой… оттуда все хорошо видно. Если еще будешь шкодить среди своих, от наших рук ты никуда не уйдешь… Хорошенько запомни это.
