Ехэ Цэрэн невозмутимо покачал головой и, широко разводя в стороны руками, начал:
– Братья, выпьем по чаше архи перед тем, как решить, что нам теперь делать: сегодня утром Оэлун наотрез отказалась выходить замуж за Даритая… Уж мы с братом Даритаем и так и этак уговаривали ее не сходить с ума, но не дошли наши слова до ее разума. Видно, и вправду от горя она умом тронулась. Даритай от огорчения махнул на все и ушел домой. Я звал его, говорю, надо обсудить с братьями, а он даже и не оглянулся.
Нойоны в молчаливой задумчивости наполнили чаши. Выпили. И, не притронувшись к блюдам, вдруг все разом заговорили:
– Поделить все на равные части!
– Верно, чтобы никому не было обидно.
– Это почему же на равные?..
– Сколько воинов приводил в набеги я, и сколько ты? Об этом забыл?..
– Надо считать по тому, кто сколько подданных имеет.
– Вы что, себя умнее других считаете?
– При чем тут подданные?
– По тому, кто сколько воинов выставлял!..
– Правильно!
– Неправильно!..
– По старшинству рода!
– По близости, а не по старшинству!
– Конечно, двоюродные должны получить больше троюродных!..
– Это по какому обычаю?
– По-китайскому!..
– Тогда езжай к ним и не лезь в наши дела!..
Распалившись, брызгая слюной, и с ненавистью глядя друг на друга, нойоны, казалось, были готовы схватиться за ножи.
Хутугта Юрги единственный из всех не участвовал в споре. Он сидел в стороне от братьев, плотно окруживших очаг, по-свойски свободно прислонившись спиной к западной стене юрты. Все последнее время он болел какой-то внутренней болезнью и не появлялся на сборищах нойонов. Даже на похоронах дяди Тодоена он выехал только за курень и, обливаясь горячим потом, поддерживаемый с обеих сторон слугами, вернулся домой. Он и сейчас, по виду, был слаб: с посеревшим от долгого пребывания в душной юрте лицом, зябко кутался в теплый халат из ягнячьих шкур, наброшенный на плечи. Не обращая внимания на возбужденно перекрикивавшихся нойонов, он о чем-то хмуро и сосредоточенно думал.
Когда нойоны, наконец, накричались вдоволь и понемногу убавили голоса, Хутугта Юрги негромко сказал:
– Вы что, забыли про Таргудая?
– А этот тарбаган здесь при чем? – повернувшись всем туловищем и исподлобья уперев в него свой тяжелый взгляд, спросил Бури Бухэ.
– Половина табунов Есугея добыта в татарской войне, а тайчиуты от начала до конца участвовали в ней, сам Таргудай был тысячником, значит, имеет повод потребовать долю.
Наступила тишина. Нойоны, будто только сейчас вспомнив о том, что у них есть такие родственники, раздраженно чертыхались.
– Да, он имеет право, – осторожно проговорил Алтан, искоса оглядывая братьев. – Как же это мы не поделимся с ним, соплеменник он не дальний.
Нойоны презрительно оглянулись на него, не удостоив ответом.
– Выпьем еще по одной! – вспомнив о долге хозяина, засуетился Ехэ Цэрэн. – Бури Бухэ, ты там поближе сидишь, передай чашу брату Хутугта Юрги.
– Думать сейчас надо о том, – Хутугта Юрги едва пригубил архи и отдал чашу обратно, – как нам обойтись с тайчиутами так, чтобы и не обозлить их сильно, но и не потерять много. Только об этом сейчас надо думать, времени у нас мало, а между собой потом как-нибудь уж договоримся…
Снова наступила тишина. Нойоны медленно пережевывали холодное лошадиное мясо, тупо глядя перед собой.
Ехэ Цэрэн, о чем-то напряженно размышлявший, кулаком потирая намокший лоб, заговорил первым.
– Я знаю как! – вдруг сказал он.
– Ну! – недоверчиво оглянулись на него другие.
– Говори ты, не тяни долго!..
– Надо сделать так. Мы угоним половину табунов Есугея в сторону меркитов, проведем след через Хилгу, по правому берегу Селенги уйдем на реку Уду и оттуда через горы на Баргуджин. Вслед будто бы пошлем погоню, а потом скажем, что не догнали. Пусть Таргудай думает, что это баргуты пришли с набегом и угнали коней…
– Ты что, хочешь к баргутам угнать наших коней?
– А как потом будем оттуда их возвращать?
– Видно, хочет подарок им преподнести…
– Долго думал, чтобы такую глупость сказать?
– Мы тут думаем, как уберечь наши табуны, а он болтает, сам не знает что.
– Да он со вчерашнего дня пьяный, не видите, что ли…
– Да вы подождите! – раздосадованно закричал Ехэ Цэрэн. – Ведь вы не выслушали до конца… В Баргуджине у меня есть хороший друг, родной племянник главного их нойона. Мы с ним трижды ходили на найманов за конями… Там мы наши табуны продержим год-два, а потом потихоньку, частями пригоним обратно…
– А кто нам там даст пастбище? – недоверчиво прищурился Джочи.
– Дадут! – уверенно оглядел братьев Ехэ Цэрэн. – Не лучшие, конечно, но ведь нам лишь бы кони не передохли, верно?.. И надо будет с ними расплатиться, даже, может быть, десятую долю отдать. Я даже однажды разговаривал с моим другом об этом… Для себя берег этот случай, но сейчас, в такое время, для общего дела я все готов отдать своим братьям!..
– А ведь он хорошо придумал! – воскликнул Бури Бухэ и оглянулся на Хутугту, показывая головой на Ехэ Цэрэна. – Недаром всю жизнь коней ворует.
Ехэ Цэрэн с гордостью расправил плечи.
– Да-а, заметать следы он научился, – повеселели нойоны.
– В чем-то другом сомнительно, но уж в этом-то деле Ехэ Цэрэн всех монголов превзошел…
– Если все получится, как он говорит, мы ему еще в придачу дадим…
– Не зря мы его в детстве били…
– Ха-ха-ха…
Наговорившись, нойоны посмотрели на Хутугту Юрги: последнее слово оставалось за ним. Тот, по-прежнему не участвуя в разговоре, холодно посматривал на них.
– Ничего из этой вашей затеи не выйдет, – после долгого молчания сказал он.
– Это почему? – встревожились все.
– Алтан, перед тем как идти сюда, послал своих гонцов к тайчиутам, это видели мои люди. Таргудай, думаю, уже сегодня пошлет своих лазутчиков в наши курени, а раньше всего к табунам Есугея. Скрыть от него это мы не сможем…
Все удивленно посмотрели на Хутугту, затем по одному перевели взгляды на Алтана. Тот затравленно поблескивал глазами.
– Ты зачем это сделал? – спросил Ехэ Цэрэн, широко округлив глаза, внимательно уставившись ему в лицо.
– А он и так узнает… – с деланной беспечностью тот развел руками. – Я подумал, если не передать ему сразу, он из чужих уст узнает и обидится на нас, что не сообщили…
– Врешь! – прервал его Ехэ Цэрэн. – Ты это сделал, чтобы он от тебя одного узнал, а не от всех нас. Ты уже давно перед ним выслуживаешься. Ты что, думаешь, мы ничего не видим?..
