Кажется, ее позвали: она обернулась в сторону дома. Рипли развернул кресло, ожидая увидеть Олимпию, но то был всего лишь лакей, который спешил к хозяйке сообщить, что к ее светлости приехал лорд Фредерик Бекингем.
Его светлость проводили в малую гостиную, туда же из библиотеки пригласили леди Олимпию. Собравшиеся обменялись исключительно сердечными приветствиями, но держались натянуто, и Рипли мог понять почему. Олимпия стояла ни жива ни мертва в присутствии дяди своего жениха, да и ему самому было как‑то неловко: нечистая совесть решила, что пора, пожалуй, взыграть, – а вот странное поведение лорда и леди сбивало с толку.
– Прошу прощения, что не уведомил заранее о своем визите, – говорил тем временем лорд Фредерик. – И более того: явился к вам, не отряхнув дорожной пыли. Однако мой племянник был в столь смятенном состоянии, что я решил не терять время. Если угодно, его волнение было настолько велико, что я посоветовал ему написать письмо, вместо того чтобы в очередной раз врываться в ваш дом, и предложил себя в качестве посланника.
Короче говоря, лорд Фредерик посоветовал племяннику не вмешиваться и поручить переговоры ему. Неплохой план, ничего не скажешь. Бекингем, будучи искушенным придворным, ухитрялся вести себя так, что его одинаково радушно привечали и в обществе короля, и в кругу его заклятого врага – герцогини Кентской, его невестки. Матушка принцессы Виктории, нынешней наследницы престола, ненавидела его величество от всей души, и чувство это было взаимным.
– Он волнуется? – усмехнулась леди Джулия. – Вот как вы это называете? Но, по моим вчерашним наблюдениям, Люциус просто напился до неприличия: в последнее время это явно вошло у него в привычку, – к тому же подрался – еще одна пагубная привычка. Причем я не сомневаюсь, что драку затеял, как обычно, он. Признаюсь, мне также смешно слышать про дорожную пыль от лорда Бекингема…
Она замолчала, окидывая лорда Фредерика быстрым взглядом, и его голубые глаза вспыхнули – но от гнева ли, от смеха или иного чувства, Рипли сказать затруднялся.
– Нисколько не сомневаюсь, что при вас неотлучно находится камердинер, – продолжила леди Джулия. – И вы наверняка сделали остановку, чтобы освежиться, прежде чем преодолеть последнюю милю‑другую.
Хозяйка села на самый жесткий в комнате стул и пригласила сесть гостя, но лорд Фредерик подошел к камину и встал спиной к огню, словно стояла суровая зима и ему нужно было согреться.
Леди Олимпия тоже осталась стоять, но возле самого дальнего окна. У Рипли даже мелькнула мысль, не собирается ли она построить свой маневр.
– Жаль, я не могу сказать того же про вашего племянника, – продолжила леди Джулия. – К сожалению, он прибыл сюда в совершенно непотребном виде, что для любой дамы явилось бы оскорблением, но особенно для его невесты.
– Это как раз одна из причин, почему я советовал ему остаться в Лондоне, – сказал лорд Фредерик в своей обычной невозмутимой манере. – Однако Люциус действительно тревожился, был просто сам не свой.
Вошел лакей Джозеф и принес поднос с закусками, насчет которых распорядилась хозяйка, вернувшись в дом. И пока он не покинул гостиную, все молчали.
Олимпия едва пригубила напиток и поставила бокал на ближайший столик, а вот лорд Фредерик сделал приличный глоток, что неудивительно после нескольких часов пути. День выдался теплый, и ему наверняка захотелось пить.
Жажду, похоже, испытывала и леди Джулия.
Что‑то промелькнуло в мозгу Рипли – что‑то важное – и пропало.
– Превосходное вино, – заметил лорд Фредерик, кивком указав на бокал. – Впрочем, ваши погреба – и этот, и лондонский – всегда славились на всю Англию. Однако вас давно не видели в столице.
– Я вообще не бываю в Лондоне, но подумываю, чтобы изменить этой привычке.
У лорда Бекингема дернулась щека, и, поставив бокал, он сказал:
– Отдавая должное этому прекрасному вину, я не должен забывать о своей миссии. Срочное дело, которое привело меня сюда, требует сохранять трезвость ума. Я уполномочен вручить леди Олимпии письмо от моего племянника.
Из внутреннего кармана своего не по‑дорожному безупречного сюртука лорд Бекингем извлек на удивление толстый конверт. Послание хоть и прибыло от Эшмонта, явно состояло не из одного‑единственного листа бумаги.
– С вашего позволения, леди Энкастер, я передам письмо адресату, или вы предпочли бы сначала его прочесть?
– Разумеется, нет: я же не матушка леди Олимпии. В любом случае она совершеннолетняя, да и письмо это слишком личное, от жениха.
Кивнув, лорд Фредерик подошел к Олимпии.
– Вручаю вам это послание вкупе с глубочайшими извинениями. Эшмонт приехал бы сам, если бы я его не отговорил. И он сожалеет, что произвел столь прискорбное впечатление на леди Энкастер. – Гость отвесил поклон в сторону хозяйки дома. – И, в конце концов, племянник согласился со мной, что лучший способ загладить неблагоприятное впечатление – уважить дамскую чувствительность и не показываться здесь лично, пока его внешний вид и состояние оставляют желать лучшего. Тем временем он не желал бы, чтобы у вас оставались сомнения относительно его чувств.
Леди Олимпия казалась совершенно спокойной, только щеки чуть порозовели, поправила очки, хотя они сидели идеально, и вскрыла, наконец, конверт, направившись к окну.
Рипли поймал себя на мысли, что не сводит взгляда с оконной задвижки. Интересно, не заедает ли она, как у Ньюлендов… на тот случай если леди опять надумает бежать.
Но зачем? Да и от чего? Эшмонт в Лондоне, на безопасном расстоянии, а лорд Бекингем, хоть и прячет дьявольскую сущность под маской спокойствия и светского обхождения, вовсе не собирается увозить ее насильно.
Впрочем, ему ведь нельзя. Девушку должна сопровождать тетя Джулия, ее мать или другая респектабельная дама. В любом случае, если леди Олимпии захочется вернуться в Лондон, она вернется, а если нет, то… Рипли это не касается. Ведь так?
Как в тумане Рипли видел, как лорд Бекингем подходит к леди Джулии, садится на стул рядом с ней и что‑то шепчет на ухо, а тетя отвечает. Его это не интересовало, все равно как если бы эти двое были всего лишь картинами на стене.
Рипли видел только Олимпию, склонившуюся над письмом и время от времени поправлявшую очки. Волосы ее не рассыпались по плечам, но и не были собраны в аккуратную прическу, как раньше, когда она вошла в библиотеку до того, как… он стал целовать ее и делать то, на что не имел никакого права, что не укладывалось в понятия чести, хотя и было‑то всего ничего…
«Вы могли бы на мне жениться…»
«Каково тебе будет, когда…»
Наконец Олимпия сложила письмо. Лорд и леди, должно быть, наблюдали за ней, не подавая виду, но хранили молчание. Она же, ни слова не говоря, положила письмо на столик возле двери и покинула гостиную.
Глава 13
Казалось, прошла целая жизнь, пока все молчали.
