– Да и бог с ним! Главное, удача снова со мной. Ты где, кстати, была, если не у тети Джулии?
– Некоторое время была и у нее.
– А потом у Дрейкли, правда? – Рипли отыскал глазами Блэквуда, который в другом конце бального зала танцевал с леди Джулией. – Не хочешь рассказать?
– Нет.
Танец закончился, и леди Джулия сказала Блэквуду:
– Жаль, я не додумалась сказать, чтобы вы в тот день заехали к Дрейкли и забрали свою блудную супругу.
– Я не знал, что ей это нужно.
– Совершенно не удивлена. Мужчины обычно не понимают простейших вещей. Я бы рекомендовала вам пригласить ее на танец.
– Танцевать с собственной женой? Какое странное предложение.
– Как раз для вас: вы же любите шокировать публику. А вот и лорд Фредерик.
Седовласый джентльмен поклонился.
– Леди Энкастер…
– Лорд Бекингем, – отозвалась дама, – что вы думаете о мужьях, танцующих с собственными женами?
– Случаются и более странные вещи, – ответил он. – Разрешите вас пригласить, мадам?
Ее брови поползли вверх.
– Танцевать с вами?
Он огляделся по сторонам:
– А что, есть кто‑то еще? Вот уж не думал, что приглашаю вас от имени всех присутствующих джентльменов.
Боже правый! Действительно, случается же такое!
Многие часы спустя, когда гости разъехались, герцог и герцогиня Рипли стояли на балкончике, который выходил в сад, и смотрели, как небо светлеет, затягиваясь серой дымкой, которая в Лондоне частенько сходит за рассвет.
Облаченные в ночные одежды, они пили шампанское.
– Полагаю, для первого раза вышло неплохо, – заметила Олимпия. – Впрочем, я‑то в этом почти не участвовала. Слава богу, что мне хватило практичности и здравого смысла выйти за человека, который любит развлечения, а мне позволяет в свое удовольствие рыться в его библиотеке. Хотя, боюсь, на ваш вкус – вечер получился скучноватым.
– Теперь, когда я образумился и женился, мои вкусы могли измениться и стать более изысканными, – ответил Рипли. – Меня радует уже одно то, что мы переполошили весь свет. А вы с Эшмонтом так флиртовали напоказ, что зрители едва ли не замерли в ожидании ссоры, желательно со смертельным исходом.
– Неужели это так выглядело со стороны? – удивилась Олимпия. – А мне и в голову не приходило! Как многому мне еще нужно учиться.
– Я бы предпочел, чтобы вы не форсировали события, а то, не ровен час, станете экспертом. Во всяком случае спектакль вы устроили отменный. И не только вы. Еще и Блэквуд: бросал испепеляющие взгляды на Алису, а она – на него. – Рипли сделал глоток шампанского. – А кто еще? Ах, да: тетя Джулия и лорд Фредерик тоже, так сказать, метали кинжалы.
– Да, что‑то между ними есть, – согласилась Олимпия. – Я это почувствовала, когда он приехал в Кемберли‑плейс.
– Припоминаю, мне приходилось что‑то такое слышать. Какая‑то старая история. Кажется, слышал ее от матери, но провалиться мне на месте, если помню подробности.
Олимпия вспомнила, как леди Энкастер признавалась ей, что лорд Чарлз не был первым избранником: она вышла за него, покоряясь обстоятельствам, если не от отчаяния.
– Думаю, там действительно была любовная история: ваша тетя мне намекнула, только не сообщила подробностей. Знаю лишь, что это произошло до того, как она вышла за вашего дядюшку.
– Должно быть, лет двадцать пять назад.
– Что бы там ни было, мне кажется, танцевали они прекрасно, невзирая на кинжалы.
– Неудивительно, – улыбнулся Рипли. – Оба они дипломаты высочайшей пробы. Вы бы ни за что не догадались, судя по тому, как они нападали друг на друга в тот день, когда вы прочли письмо Эшмонта и убежали.
– Роковой день. Роковое письмо. – Облокотившись о перила, Олимпия закрыла глаза. – Я выбежала из дома и бросилась навстречу сладостному греху. Как жаль, что грехопадение бывает только один раз.
– Необязательно.
Она обернулась и вопросительно взглянула на мужа, забыв, что держит в руке бокал с шампанским. И напиток пролился. Рипли забрал у нее бокал и сказал:
– Похоже, вы слишком мало выпили. Давайте вернемся в спальню и выпьем еще, а потом я кое‑что вам покажу из… как там они называются?
– Понятия не имею, о чем вы…
Он указал на открытую дверь, ведущую в ее покои. Олимпия вошла первой, Рипли – за ней.
– То ли шарады, то ли живые картинки, то ли сценки… Или, может, пьеса, в которой вас еще не успели соблазнить.
Олимпия поправила очки.
– Неужели?
– Представьте себе. В этой пьесе я буду коварным соблазнителем и настигну вас в глухом уголке сада. – Рипли завел жену в угол будуара. – Я подкручу свои разбойничьи усы и скажу: «Наконец‑то, наивная девица, вы мне попались!» А вы скажете…
Она театральным жестом воздела руки, изображая ужас:
– О‑о нет! Кто‑нибудь, спасите меня!
– Никто вас не спасет. Поздно! Теперь вы моя.
Рипли сжал ее в объятиях, а Олимпия сделала вид, что вырывается:
– Нет‑нет, тысячу раз нет!
– Вам меня не одолеть: я очень сильный.
– О боже, вы правы. – Она положила ладонь на его плечо. – Действительно! Какой вы большой и сильный. Какой мужественный. Коварный, но мужественный. Какие… мускулы.
– Лучше сдавайтесь сразу.
– Думаете, пора?
– Конечно. Это же практично и разумно.
Он поцеловал жену, и она, будучи и практичной, и разумной, позволила ее соблазнить, как всегда: и следующей ночью, и отныне всегда, едва выпадал подходящий случай.
