Геннадий Штемлер обладал настойчивостью и тяжелым напором танка, всегда достигающего своей цели. Уланов, обладавший примерно теми же качествами, сразу почувствовал в нем родственную душу…
Если преступление не раскрыто по горячим следам, то начинается долгая и нудная отработка версий. А их наметилось несколько. Основная – преступление совершено из корыстных побуждений. Родственники погибших показали, что из квартиры исчезли китель с орденами и Золотой Звездой Героя Советского Союза, а также две хрустальные вазочки.
Начальной информации, с которой можно работать, кот наплакал. Поквартирный обход положительных результатов не дал. Жители ничего значимого не вспомнили. Незнакомцев в доме не видели. Да и большинство соседей пропадали на дачах. Жили в этом доме народные артисты, академики, военачальники, министры еще старой, сталинской формации, теперь все они по большей части на пенсии. Почти у всех имелись дачи в ближнем Подмосковье, так что они предпочитали проводить летнее время под шум подмосковных сосен где-нибудь под Пушкиным или на Рублевском шоссе.
В четверг в полдесятого вечера задействованные в мероприятиях сотрудники МУРа собрались на совещании у курирующего расследование замначальника МУРа Василия Егорычева. Человек это был уважаемый, но очень требовательный. Личное время он не признавал в принципе: мол, на войне выходных не бывает, бандит вон нож точит, а у вас киношки и гулянки на уме?
– Думать надо, коллеги, – сказал он. – Головой преступления раскрывают, а не ногами. Наша работа – как шахматы. Важно, во сколько ходов мы поставим мат.
– А если ничья? – хмыкнул Маслов.
– А ничьих в наших партиях не бывает. Или мы, или они. Третьего не дано…
Выйдя от Егорычева, задействованные сотрудники одиннадцатого отдела собрались в кабинете у Уланова. Компанию им составил оперативник из убойного отдела Леша Викентьев.
– Хоть домой не уходи, – хмыкнул Маслов. – Скоро опять на работу.
– Стресс-блокиратор, – Уланов вытащил из стола литровую бутылку виски. – Завалялся ненароком.
– Иностранный отдел, – с уважением произнес Викентьев. – А у нас только головы отрезанные да кишки намотанные.
– Кто на что учился, – рассудительно произнес Маслов.
Виски передал Уланову его знакомый оперативник КГБ, курирующий гостиницу «Интурист». Сказал, что благодарный немец весь извелся, пытаясь найти, через кого передать русским полицейским две бутылки виски за оказанную услугу. На вопрос – где вторая, чекист резонно ответил, что это законный процент за посредничество.
– А закуска? – осмотрел Маслов критически стол. – Эх, как дети малые. Все самому приходится.
Он исчез и через двадцать минут появился с полиэтиленовым пакетом с изображением Аллы Пугачевой. В пакете были стеклянные банки с квашеной капустой и другими соленьями. Около Московского цирка, в пяти минутах ходьбы от ГУВД, располагалась серая бетонная коробка Центрального рынка, и у Маслова, всеведущего, всезнающего, поддерживающего контакты со всем миром, там имелись знакомые, которые даже ночью могли отсыпать от щедрот огурчиков и помидорчиков.
Муровцы чокнулись. Выпили.
– Самогон он и есть самогон, – критически оценил Викентьев ирландский напиток, который пил в первый раз в жизни. – А разговоров-то сколько. Послушаешь – так это прям амброзия.
– Просто его нужно потягивать в кресле-качалке перед камином, с сигарой в зубах, – пояснил Маслов. – А ты – деревня.
– Ну да. Гимназиев не кончали, – хмыкнул Викентьев.
Хлопнули еще по одной.
– Ох, чую, надолго зависнет дело, – сказал подверженный приступам пессимизма Уланов, подтверждая истину, что в милиции ни одна пьянка не обходится без разговора о работе.
– Да ничего не зависнет, – отмахнулся Викентьев. – Надо девку прессовать. Внучку адмиральскую.
– Саша, ты чего? – удивилась Лиза.
– Да я первым ее допрашивал. Она еще отойти от стресса не успела. Такая какая-то вся себе на уме. Родных убили. А она спокойная, как удав. И только глазки бегают. А потом разрыдалась картинно. Мол, плохо ей.
– После такого – неудивительно, – произнесла Лиза. – Как должен выглядеть и вести себя человек, обнаруживший тела родных?
– Она, чувствую. Надо прижать ее – она и поплывет.
Викентьев в свое время был чемпионом России по классической борьбе, обладал чудовищной физической силой, в связи с чем в 1979 году был отправлен на службу в создаваемый ОМОН. Там проявил себя героически. Но после ранения его перевели в убойный отдел МУРа. Был он человек прямолинейный, порой до простодушия, и где нужны были сила и напор – ему цены не было. Но в тонких нюансах человеческой психики он явно не был специалистом.
– Это ты как себе представляешь? – укоризненно посмотрела на него Лиза. – Двадцатилетняя девчушка-тростиночка по злобе душевной лупит по голове табуреткой дедушку и бабушку? А потом изображает из себя невинность? Даже физически как это может быть?
– Да чего угодно могло быть, – упирался Викентьев. – Девочка нервная. Стали дед с бабкой ее жизни учить. И бац – патологический аффект на почве нервной перегрузки в институте. А человек в состоянии аффекта может трактор с места сдвинуть.
– Ой, да ладно сочинять, – хмыкнула Лиза.
– А еще проще – какого-нибудь любовника своего притащила, дедушка возмутился. Слово за слово – и готово. Или соучастникам дверь открыла, чтобы квартиру обчистить…
– Ага… Ты приведи доводы, кроме своих сомнительных умозаключений, – потребовал Маслов.
– Довод один. Но железобетонный. В квартире крики, гам, убийство. Двух человек забили. Весь дом можно было переполошить. А девочка спит. Родные убиты, а она, в двух комнатах рядом, живая, здоровая, душегубами не замеченная. Такое может быть?
– Ну, – Маслов замялся. – Разбираться надо.
– А чего разбираться-то? Давить ее надо, – рубанул воздух ладонью Викентьев. – Миша, доливай свое пойло. А то завтра еще на работу…
Озвученная Викентьевым версия значилась и в планах следствия. Доводы в ее пользу были серьезные. И проверять ее нужно было немедленно.
Для этого был проведен следственный эксперимент. Выяснилось, что сталинский дом – это не стандартная пятиэтажка, где на первом этаже плюнут на пол, на последнем уже смотрят, где плевок вытирать. Толстые стены просторной квартиры практически полностью изолировали звук. И в дальней комнате, принадлежащей внучке, не было слышно ничего, пусть хоть рядом поют, гуляют, кричат и стреляют. Поэтому от Даши отстали. Тем более девчонка слегла в клинику неврозов, где с ней работали врачи…
Версия отпала. Но оставалось множество других…
Глава 5
Следственная группа обосновалась в десятом отделении милиции, обслуживающем улицу Горького. В просторном классе инструктажей Штемлер проводил летучки и намечал мероприятия.
