Атмосфера царила достаточно демократичная, без чинопочитания. Сотрудники спорили, предлагали варианты, без опасения отстаивали свою точку зрения. Там вырабатывались решения и намечались мероприятия. Но если была поставлена задача, то выполнение ее требовалось в самой жесткой форме. Такая система себя вполне оправдывала – люди чувствовали сопричастность к общему делу и вместе с тем свою ответственность за порученный участок.
Версий настроили великое множество. Но все сводилось к двум основным: убийство совершено из корыстных побуждений; виноваты старые враги вице-адмирала. Хотя конкретных врагов, несмотря на долгий путь и большие должности вице-адмирала, пока не нашлось.
– Ну, ордена – понятно, – сказал на очередном совещании Штемлер – ему было за пятьдесят лет, подтянутый, с умными глазами, ироничный, он походил на киноактера Баталова. – Они больших денег стоят. Зачем вазочки с собой тащить?
– Может, женщина там была. Мол, в хозяйстве пригодятся, – хмыкнул Маслов.
– Тоже вариант… Кстати, что у вас по ломбардам и скупкам?
– Пока ничего. Пытаемся взять под контроль все места возможного сбыта государственных наград. Изъяли пару орденов, но к делу отношения не имеют.
– Плохо, что от соседей мы ничего не узнали, – продолжил Штемлер. – Что-то они должны были видеть. Надо отрабатывать их по списку. До последнего человека. И поднимать связи адмирала по записным книжкам. Именно так мы найдем свидетелей…
Он, как всегда, оказался прав.
На следующий день начальнику МУРа позвонил заведующий кардиологическим отделением госпиталя имени Бурденко и сказал, что один из пациентов хочет видеть кого-нибудь из уголовного розыска по делу адмирала Богатырева. Майор Викентьев тут же выехал на Госпитальную площадь, на которую выходил помпезный, с колоннами, фасад здания главного клинического учреждения Министерства обороны СССР.
Викентьева проводили в отдельную палату, где, опутанный проводами, лежал осунувшийся худой старик. Раньше, похоже, он был здоров и статен, но годы берут свое. Пиликал кардиограф на тумбочке. Стояла в углу, ожидая своего часа, капельница.
Сопровождавший Викентьева лечащий врач попросил не слишком волновать генерал-полковника Скобелева. Состояние его нормализовалось, но от излишнего волнения может ухудшиться в любой момент.
Викентьев представился. И присел рядом с кроватью.
– Да, майор, вот как меня подкосило, – вздохнул генерал.
– Со всеми бывает, – сказал Викентьев. – Вижу, сила еще есть.
– Ну, пятаки в свое время гнул… А тут… Извини, что раньше не появился. Но как узнал, что с Виктором произошло… Так и загремел сюда, к эскулапам. Сердце, будь оно неладно! Только сейчас разрешили говорить.
– Да, трагедия с Богатыревым страшная.
– Даже не представляешь, насколько… Знаешь, что я тебе скажу? Таких стальных людей уже не делают, майор. Эх…
– Не волнуйтесь, – засуетился Викентьев. – Если трудно говорить, я потом приду.
– Да ладно тебе, потом. Время не терпит… В общем, слушай. Несколько дней назад я у Богатырева на квартире был. Мы с ним книжку про ветеранов готовили, посвященную Керчи. Когда зашел, у него двое были. Парень и девушка. Парню лет двадцать пять. А девчонка сопливая совсем, не больше восемнадцати на вид. Виктор перед ними извинился, сказал, что ему надо поработать. Они раскланялись и обещали попозже зайти.
– Кто такие? – подался вперед Викентьев. – Представились? Как называли друг друга?
– Да я их минуту и видел всего, а потом разговорился с Виктором, да так и не спросил, кто это… Знаешь, майор, что меня поразило? У парня этого… Глаза его… Как окна со ставнями. Он улыбается. Говорит что-то. А ставни-то закрыты наглухо. И что внутри – одному богу известно.
– Интересное наблюдение.
– Я давно живу на этом свете, майор. И людей вижу… Это они Виктора… Они…
Вот и начала появляться какая-то конкретика. Не бывает так, чтобы преступники не оставили никаких следов и нигде не отметились. Если, конечно, они не привидения. Но и привидения себя проявляют.
Следующее призовое очко заработал Уланов. Он отправился под Москву на дачу вдовы министра сельского хозяйства. Проживала та на Клязьме, совсем недалеко от дачи дяди Уланова.
Уютный двухэтажный, не слишком просторный деревянный домик был окружен вековыми соснами. Участок большими размерами выгодно отличался от стандартных шести соток в садовых товариществах. Но и бывший министр был тоже человек немаленький, героический, так что заслужил.
Одетую в спортивный костюм хозяйку Уланов застал за сбором клубники. Ей стукнуло семьдесят пять, была она еще стройная, держалась бодро.
– Можно к вам, хозяюшка? – спросил муровец.
Она сняла садовые перчатки, критически посмотрела на него и с приветливой улыбкой спросила:
– Откуда такой будете?
– Какой?
– Серьезный.
– Из Москвы. Милиция, – продемонстрировал Уланов подошедшей к калитке хозяйке удостоверение.
Она нахмурилась:
– Что случилось?
– Сейчас все объясню. Если пригласите.
Хозяйка провела его на веранду под сенью деревьев и предложила располагаться в плетеном кресле. На низком круглом столике стояло блюдо с ярко-красной крупной клубникой.
– Угощайтесь, – кивнула хозяйка. – Только что с грядки. У меня клубника лучшая в поселке.
– Сначала расскажу, что привело меня к вам. – Уланов изложил события последних дней.
Женщина побледнела. Извинилась. Накапала валокордина. Смахнула слезу.
– Виктор. И Нина… Все мы не вечны. Но чтобы вот так уйти…
Она потерла грудь в области сердца. Потом решительно вынула из высокого старинного буфета графинчик с прозрачной жидкостью и хрустальные рюмки. Налила по пятьдесят грамм:
– За Богатыревых, земля им пухом.
Уланов выпил одним махом – в рюмке оказалась очень хорошая самогонка.
– Я с Ниной разговаривала перед тем, как на дачу уехать, – сказала хозяйка, ставя рюмку. – Она говорила, что к ним парень и девушка повадились ходить. Якобы какие-то материалы к сорокалетию Победы готовят. Очень эта пара ей не понравилась. И пускать ее больше не хотела.
– Вы их сами не видели?
– Нет. Нина говорила – они ей представились студентами МГУ.
– МГУ?
– Журналистского факультета…
Глава 6
Вернувшись на Петровку, Уланов доложил о результатах поездки начальнику своего отдела Лаптеву. У того в кабинете сидел Маслов, который спросил:
– Что, Михайло, считаешь, затеплилось дело?
– Считаю, да. И генерал-полковник Скобелев, и сами Богатыревы полагали, что с этими журналистами не все в порядке. Убийцы ведь какие-то флюиды вокруг себя распространяют. Люди чувствуют их черную суть… Они это. «Термиты».
