Насколько Уланов помнил детали этого спецсообщения, старушка была убита тяжелым предметом, скорее всего, ломиком или монтировкой. Жила она в отдаленной деревне, куда можно добраться только на машине. У каждого автолюбителя в багажнике есть монтировка, вполне годящаяся в качестве орудия убийства. А вот собственные машины есть далеко не у всех. У Романа Шушканова она имеется. А эти двое дружат. Вполне можно было предположить, что старушку забили они вместе.
– А кто бил? – кинул Уланов пробный шар. – Рома?
Жиган с отчаянием посмотрел на муровца и воскликнул:
– Знал же я, к чему все придет! Знал!
– Оно ведь всегда к этому приходит, – рассудительно произнес Уланов.
– Рома с ума сошел! Просто сошел с ума! Я его хотел сам пришить! Потому что он сошел с ума! И прямо толкал нас в тюрьму! А я пожалел его! Не решился! – Жиган всхлипнул, вытер нос рукавом рубашки. – Надо было его порезать! Надо!
Глава 5
– Женщинам нельзя доверять машины и шашлык, – выдал одну из своих сокровенных истин Георгий Петрович, поворачивая шампуры на мангале. От жарящегося, хорошо замаринованного мяса исходил волшебный аромат.
– С одной стороны, да. С другой стороны, столько рабочей силищи пропадает, – кивнул Уланов на беззаботно слоняющихся по дачному участку дам.
В эту субботу дядя пригласил его с семьей на дачу. И теперь племянница захватила в плен Никитку – они всегда, несмотря на разницу в возрасте, идеально находили общий язык. А дядина жена Елена Павловна водила Катю Уланову с экскурсией по просторному участку в пятнадцать соток, демонстрируя плоды своей мичуринской деятельности – груши, грядки с клубникой и прочие лютики-цветочки. И все ждали разрекламированного шашлыка, которым занимались мужчины.
– Так, немножко водой сбрызнем, – Георгий Петрович кинул несколько капель на мясо и приценился с видом знатока. – Главное, не пережарить… Готово!
Блюдо с шашлыком нашло свое почетное место в центре уже накрытого длинного дощатого стола, вкопанного на участке под разлапистыми елями.
– Надо соседа пригласить, а то он нам не простит, – сказала Елена Павловна.
– Обязательно, – кивнул Георгий Петрович.
– Я схожу. – Елена Павловна отправилась на соседний участок.
А все семейство расселось за щедрым столом. Шашлык, салаты из свежих овощей, вареная картошка с вологодским маслом, соленья на природе и выглядели, и на вкус казались куда лучше, чем в городе. Все потому, что приправлены свежим воздухом, окутаны шуршанием листьев и переливами птичьих голосов, освещены ласковым солнцем.
Настроение за столом царило расслабленно-эйфорическое. Особенно у Уланова – он вообще ощущал себя спортсменом-марафонцем, только что завершившим тяжелую дистанцию. Только сейчас, расслабляясь на даче с родными людьми, он понял, сколько сил и нервов взяло у него это расследование. И как сладок запах победы!
Елена Павловна привела пожилого, худого, с бородкой клинышком мужчину, обладавшего типично профессорской внешностью. Он и был профессором МГУ, известным математиком Порфирием Андреевичем Буровым.
– Привет добрым соседям, – поприветствовал он всех.
Уланов знал его давно и поздоровался как со старым знакомым.
– Дамам вина, – сказал Георгий Петрович. – Мужчинам что покрепче. Детям компот с газировкой.
– А я что, ребенок? – возмутилась Вероника.
– Sí, señorita
[1], – кивнул Георгий Петрович.
– Ya no soy un poco
[2], – блеснула Вероника знаниями испанского, приобретенными на переводческом факультете Военного института.
– Маленькая, маленькая, – заверил Георгий Петрович, но красного грузинского вина ей немножко налил.
– А вот ты точно маленький. – Вероника налила Никитке газированный напиток «Байкал» со сказочным лесным запахом.
На свежем воздухе и еда, и выпивка пошли очень хорошо. И ощущение гармонии только росло. Звучали непринужденные разговоры: женщины – все о модах, мужчины – о науке, дети – обо всем.
– Ну, за светлое будущее, – поднял тост Буров.
– Это правильно, – чокнулся с ним Георгий Петрович. – Оно нам пригодится.
– Вы в него верите, Порфирий Андреевич? – спросила Катя.
– Оно неизбежно, уважаемая Катерина… Но, к сожалению, не близко.
– Нам и сейчас неплохо, – отметил Уланов.
– Это временно, – хмыкнул Буров.
– Почему?
– Думаю, развалится скоро все.
– Что все? – не понял Уланов.
– СССР.
Уланов икнул от неожиданности. А полковник КГБ только усмехнулся:
– Ну вот, Порфирий Андреевич, опять вы за старое…
Буров был заправским диссидентом. Не из тех, кто устраивал демонстрации на Красной площади, протестуя против того, что евреев, работавших на режимных предприятиях и имеющих доступ к государственной тайне, не выпускают за границу. Он больше ратовал за былинную Русь-матушку и к коммунистической власти относился с известной долей скепсиса. За эти взгляды его в свое время лишили гражданства и выкинули за границу. Потом снова вернули. Математиком он был от бога, делал уникальные расчеты, в том числе для оборонки, но своих взглядов скрывать не собирался.
Георгий Петрович не уставал при каждой встрече вести с математиком дискуссии, которые вполне можно было расценить как антисоветские, притом с обеих сторон. Но что позволено Юпитеру, то не позволено быку. А полковник КГБ был Юпитером.
– Это почему наш СССР должен развалиться? – возмутилась Катя, еще не привыкшая к манерам математика.
– Причина простая. Счастье.
– Какое счастье? – удивился Георгий Петрович.
– Обычное счастье, – улыбнулся Буров. – Мы живем слишком счастливо.
– Ну да, – хмыкнула Катя, уже полгода раздумывавшая, как перекрутиться с деньгами и все-таки купить югославскую стенку, на которую подходила длинная очередь в мебельном магазине.
– Поверьте, я поколесил по миру, – произнес Буров. – Знаю, как там, за рубежом. И авторитетно заявляю – более уравновешенной, спокойной и достойной жизни нет нигде.
– По товарам народного потребления такого не скажешь, – возразила Катя.
– Товары, – усмехнулся Буров. – Тряпки, кухонные комбайны, магнитофоны – это все такая ерунда. Откалибровать при определенной настойчивости и технократическом подходе нашу экономическую систему, которая может концентрировать все ресурсы на определенных прорывных участках, проблем не составит. Погубит нас не экономика, а всеобщее счастье.
