Настя замолчала.
– Яков тогда дочь выдрал ремнем, – продолжила вместо крестной дочери Татьяна, – велел Ольге не кормить девочку. Хорошо, что дело под Новый год было, я приехала в конце декабря в Грунск с подарками для всех. А Насти нет! Я спросила, где ребенок? Ольга, как всегда, молчала, Яков глазом не моргнул, заявил: «К подруге ушла, там заночует». И тут стук из подпола раздался, я мигом поняла: дело странное, разрешения спрашивать не стала, сама крышку подняла. А в погребе Настенька в одном платьишке. Трясется от холода, худая, грязная, в синяках. У меня все тормоза отказали, я закричала: «Вы с ума сошли? Да я сейчас милицию вызову!» Ой, вспоминать неохота, как я орала, обещала лишить их своей помощи, родителей убийцами обозвала. После моего того скандала Яков перестал бить дочь и бросать ее в подпол, но всегда находил повод для того, чтобы лишить Настюшу еды.
– Это помогло ей остаться в живых, – подвел черту Боря. – Семья съела мясо и бульон, в котором содержалось лекарство, погрузившее всех в крепкий сон.
– Мне все время не давала покоя мысль: почему никто из семьи не проснулся, когда чужой человек ходил по избе? Интересно, где Глеб раздобыл курицу? – задал я очередной вопрос, когда повесил трубку.
– Понятно, что паренек ее не купил, – высказал свое мнение батлер. – Иван Павлович, может, вам опять съездить в Грунск? Побеседовать с местным полицейским, он там один, Вавилов Виктор Иванович.
– Хорошая идея, – одобрил я, – населенный пункт небольшой, наверное, участковый все про всех знает, может рассказать, кому досадил Яков. Вдруг Димкин нажил себе смертного врага по соседству? Ну, не поделил что-то с кем-то.
Глава двадцать седьмая
– Здравствуйте, Иван Павлович, – произнес коренастый мужик, вставая из-за письменного стола. – Только не удивляйтесь, я не экстрасенс, имена отгадывать не умею. Ваш помощник звонил, предупредил о визите частного детектива. Многие наши недолюбливают сыщиков из агентств, но я не такой, чем могу – помогу. Знаете, угореть в избе нетрудно. На селе такое раньше сплошь и рядом было, да и сейчас не редкость. Осенью в октябре умерли Рукины, муж, жена и бабка. Катя жива осталась, ей вот-вот четырнадцать стукнет, паспорта пока нет, в детский дом ее определили. У девочки тетка есть, Людмила. Но лучше в приюте, чем у пьяницы, да и не отдаст ей опека ребенка. Баба вообще не просыхает. А теперь вот Димкины. Хорошо, что Настя жива осталась, она к крестной матери, своей родной тетке, уехала. Повезло девочке, они с Катей Рукиной в одном классе учились, рядом жили. И вот как! Одна умерла, а вторая в таком же происшествии живехонька осталась! Лотерея! Неизвестно, кому выигрышный билетик достанется.
– Как жители Грунска относились к Якову? – задал я первый вопрос.
– Нормально, – пожал плечами местный Шерлок Холмс, – тихий был мужик, не пьющий, работящий, вежливый.
Я удивился столь лестной характеристике, но продолжил:
– По моим сведениям, Димкин работал таксистом.
– Точно, это удобно, ездишь, когда хочешь, когда время есть, – подтвердил Вавилов. – За руль пьяному не сесть, и права надо иметь. А у большинства наших мужиков то запой, то похмелье. Жену Якова я хорошо знаю, она дочь Андрея Алексеевича, тот служил алтарником, брат ее, отец Федор, настоятель храма. Хорошая семья, верующая. У Якова сестра бизнесом владеет, помогает родне деньгами, супруга его дома сидела, детьми занималась. Ребята были одеты, обуты, в школу ходили. Долгов за Димкиными в сельпо нет. Они никогда ничего под запись в тетрадь не брали, только за наличный расчет. Ума не приложу, ну как они могли угореть? Ольга аккуратная, внимательная и вдруг задвижку закрыла! И чего она печь-то на ночь топила?
– Вы дружили с Димкиными? – полюбопытствовал я.
Виктор Иванович улыбнулся.
– Недалеко Грунск от Москвы, но это колхоз, сейчас, правда, их уже нет, да в головах у людей живет. Если я с кем корешиться стану, неприятностей море получу. Вдруг мой приятель чего плохое натворит, прибежит: «Помоги, Витя, прикрой». И как ему отказать? В столице, если полицейский на своем участке к кому-то в гости ходит, с кем-то чай пьет, никто и не узнает. А в Грунске, если я остановлюсь поговорить с одним из жителей, например с Соловьевым, мигом слух родится: Вавилов Петьку подозревает, посадить хочет. Или, что еще хуже: Виктор с Петькой кореша, вот почему тот в лавке товар берет, а денег не платит. В деревне муха не пролетит, чтобы ее местные кумушки глазами не проводили. У нас с женой со всеми местными вежливые, но далекие отношения.
– А Яков с кем-то был на короткой ноге? – спросил я.
– Из наших? – уточнил Виктор. – Нет. Да и подходящего ему человека лично я не видел. Местные мужики выпить любят и подраться. Было несколько хороших парней, да они все давно в Москву перебрались. В Грунске остался особый контингент. Яков другой, но у него денег не было, чтобы в столице жильем обзавестись. Один раз я спросил его:
– Не скучно вам в Грунске?
Яков ответил:
– Наоборот, после поездок по Москве я отдыхаю тут душой и телом. В сумасшедшую столицу меня совсем не тянет. Здесь воздух чистый, огород свой. Дом, конечно, можно завести и побольше. Сейчас деньги коплю, наберу, вторую часть избы отремонтирую, тогда просто по-царски заживем.
Я решил не сдаваться.
– Гости к Димкиным приезжали?
– За его воротами я не следил, – заявил собеседник, – сестру видел, отца Федора. А больше людей и не припомню. Но повторяю, не сидел я у его калитки. Дом их стоит на отшибе, участок огромный, в лес уходит, забор высокий, глухой. Да и неинтересно мне было за Яковом присматривать, он, определенно, ничего не натворит, не пьет же. Все каверзы от пьянчуг, а Димкин заработанное не на водку, а на детей тратил. Сарай у него был, далеко от жилого дома стоял, в лесной части надела. С дороги его никак не увидеть. Если за грибами-ягодами податься, то тоже ничего на участке не углядишь, изгородь высокая, сплошная, без дыр. Несколько лет назад у нас тут стали перемерять участки, искали незаконные постройки. Мне приказали на вертолет вместе с межевиками садиться. Облетаем мы Грунск, летчик кричит:
– Гляньте, скока у мужика антенн! Небось он всегда у телика сидит, ест и спит там.
Я посмотрел, а это сарай Якова.
Мне любопытно стало, спросил потом у Димкина:
– Никак ты президентом стал. Вон сколько «крестов» наставил и «тарелок».
Он ухмыльнулся.
– Я не прочь получать оклад главы государства, да мне такая перспектива не светит. Разорился ради детей, подключил пакет каналов, там образовательные программы, мультики. Да вокруг нашего дома лес, вот и пришлось так потратиться на оборудование.
Не могу ничего дурного о Димкиных сообщить, хорошие люди, жалко, что так вышло.
– В Грунске кто-нибудь кур держит? – перевел я беседу в иное русло.
– Так за ними уход нужен, – заметил участковый. – Раньше в каждом дворе петух кричал. А сейчас тишина! У Димкиных только живность имелась. Наша деревня теперь лишь летом оживает. Баба Клава, моя соседка слева, лет ей восемьдесят стукнуло, зимует в городе у сына. Приезжает в апреле, на свежем воздухе ползает до октября. Справа баба Маша живет, та же история. Пройдитесь, поглядите по сторонам, большинство домов закрыто до тепла. Отопления здесь нет, газ в баллонах, хорошо, что воду провели. Да бабы по-прежнему белье в речке полощут зимой и летом, для готовки из колодца воду берут, из трубы им хлоркой воняет. И моя супруга такая. Сейчас здесь живет двенадцать семей, десять из них вечно пьяные. Остальные только по субботам-воскресеньям нажираются, работают в Звякине у фермера. Вот он курами торгует. А почему вас птица заинтересовала?
