– Ты поступил точно так же. Как твой радиаторный орган? Ты загорелся, и туда набилось полно сажи и оксидов.
– Он заживает. – Эридианец обводит пальцем следы копоти на стенах и полу шлюзовой камеры. – Все это вышло из меня, вопрос?
– Да.
– Но как, вопрос?
Я чувствую легкий прилив самодовольства. Разве я не имею права? Это была непростая задача, но я с ней справился. Я киваю головой в сторону стальной коробки, теперь уже в тройной защите, на стене шлюзовой камеры.
– Я сделал устройство, которое сильно дует. Направил струю воздуха на твои вентиляционные щели, и вся гадость вышла.
Некоторое время Рокки молчит. А потом раздается его дрожащий голос:
– Как долго это было внутри меня, вопрос?
Прикинув в уме, отвечаю:
– Где-то… пару дней.
– Ты чуть не убил меня.
– Что?! Как?! Я вычистил всю сажу из твоего радиатора!
Рокки поворачивается поудобнее.
– Черное вещество – не сажа. Его производит мое тело, чтобы прикрыть рану, пока она заживает.
– Ох… – вырывается у меня. – О, нет.
Выходит, я выдул из Рокки вовсе не сажу. Я сорвал корочки с его ран!
– Мне так жаль! Я лишь пытался помочь.
– Все в порядке. Но если бы ты сделал это раньше, я бы умер. А так, мои раны достаточно зажили. Струя воздуха помогла несильно. Но спасибо.
Я закрываю лицо руками.
– Прости!
– Не извиняйся! Ты спас меня, перетащив сюда. Спасибо-спасибо-спасибо! – Рокки пытается встать, но секунду спустя обрушивается на пол. – Я слабый. Но я поправлюсь.
Я делаю шаг назад и сажусь на койку.
– Может, тебе будет лучше в невесомости? Хочешь, я отключу центрифугу?
– Нет. Гравитация помогает выздоравливать. – Рокки подсовывает конечности под туловище. Наверное, так ему удобнее отдыхать. – Капсула с образцами цела, вопрос?
– Да. Она в лаборатории. Я сделал в герметичной камере атмосферу Эдриана и поместил туда капсулу с образцами и немного астрофагов. Скоро пойду проверю, как там дела.
– Хорошо, – отзывается Рокки. – Умение людей видеть свет очень полезно.
– Спасибо, – благодарю я. – Но мой человеческий мозг оказался не настолько полезен. Я не знаю, как достать образцы из камеры.
Рокки слегка покачивает туловищем.
– Ты запечатал образцы, а теперь не знаешь, как до них добраться?
– Именно.
– Обычно ты не глупый. Почему глупый, вопрос?
– Люди плохо соображают, когда хотят спать. Или когда принимают лекарства от боли. А я сейчас устал и принял таблетки.
– Тебе надо выспаться.
– Скоро так и сделаю, – говорю я, поднимаясь с койки. – Но сначала я должен стабилизировать нашу орбиту. Наш апоцентр и перицентр… в общем, у нас не самая удачная орбита.
– Скорректировать орбиту, когда плохо соображаешь. Отличный план!
Я фыркаю.
– Новое слово: «сарказм». Иногда для особого эффекта мы намеренно используем слова с прямо противоположным значением. Это называется сарказм.
* * *
Вконец измотанный, оглушенный таблетками, я сплю как младенец. Проснувшись, чувствую себя в миллион раз лучше. Но ожоги саднят в миллион раз сильнее. Я бросаю взгляд на бинты. Они новые.
Рокки за своим верстаком, перебирает инструменты. Он прибрался на своей территории. Теперь там идеальный порядок.
– Ты проснулся, вопрос?
– Ага, – отвечаю я. – Как ты себя чувствуешь? Тебе лучше?
Рокки неуверенно покачивает клешней.
– Раны только начали заживать. Но кое-что уже восстановилось. Долго двигаться пока не могу.
Моя голова обессиленно падает на подушку.
– Я тоже.
– Робот что-то делал с твоей рукой, пока ты спал.
– Он поменял мне повязку. – Я показываю на бинты. – Когда лечишь у человека рану, очень важно менять повязки.
Рокки колдует над своим новым изобретением, тычет в него разные инструменты.
– Что это? – интересуюсь я.
– Я ходил в лабораторию посмотреть на камеру, где организмы с Эдриана. Я сделал устройство, чтобы вытащить их оттуда, но не допустить твой воздух внутрь. – Он показывает большой контейнер. – Твою вакуумную камеру положим сюда. Закроем. Эта штука делает внутри воздух Эдриана.
Он открывает крышку и указывает на захватный механизм.
– Захват управляется дистанционно. Собираем образцы. Закрываем твою камеру. Открываем мое устройство. Кладем образцы. И ты проводишь свои опыты с образцами.
– Умно, – хвалю я. – Спасибо.
Рокки снова принимается работать. А я валяюсь на койке. Столько всего надо сделать, но перенапрягаться нельзя. Я не могу позволить себе еще один «день скудоумия», как вчера. Я чуть не потерял образцы и едва не убил Рокки. Да, я вел себя, как тупица – сегодня мне это ясно. Хоть какой-то прогресс!
– Компьютер, кофе!
Через минуту механические руки протягивают мне стаканчик дымящегося напитка.
– А как получается, что мы с тобой слышим одни и те же звуки? – интересуюсь я, отпивая кофе.
Рокки что-то налаживает внутри контейнера.
– Полезный навык. Мы оба эволюционировали. Ничего удивительного.
– Да, но почему у нас совпадает слуховой диапазон? Почему ты не слышишь крайне высокочастотные или крайне низкочастотные звуки, которые находятся за пределами моего восприятия?
– Я прекрасно слышу и крайне высокие частоты, и крайне низкие частоты.
Я этого не знал. Впрочем, должен был догадаться. Слух для эридианцев является первичным сенсорным входом. Естественно, у Рокки диапазон слуха шире. Однако здесь остается еще один незакрытый вопрос.
– Хорошо, но почему наши слуховые диапазоны имеют область пересечения? Мы с тобой могли бы воспринимать совершенно разные частоты.
Рокки откладывает в сторону инструмент, который держал в одной из рук, а двумя другими продолжает орудовать внутри контейнера. Освободившейся рукой он со скрежетом проводит по верстаку.
– Ты слышишь этот звук, вопрос?
– Да.
– Звук крадущегося хищника. Звук убегающей жертвы. Звук прикосновения одного объекта к другому очень важен. Мы научились их слышать в ходе эволюции.
– Конечно!
Теперь, когда Рокки объяснил, ответ на мой вопрос становится очевидным. Голоса, инструменты, чириканье птиц – все эти звуки могут дико различаться. Но звуки сталкивающихся предметов почти одинаковы на любой планете. Ударив камнем о камень на Земле, я произведу тот же грохот, что и на Эрид. Следовательно, в ходе эволюции выживали только те особи, которые могли слышать этот звук.
