Законы момента инерции
[175] никто не отменял, и это означает, что корабль будет вращаться очень быстро. А точнее, столь же быстро, как и тогда, когда Рокки пришлось меня спасать. Мы не набрали и не потеряли инерцию.
Я вывожу на главный экран пульта управления панель центрифуги. На самом деле новый главный экран находится поверх старого. Тот разбился во время нашего приключения возле Эдриана. А новый ничего, работает.
– Ты готов?
– Да.
– Перегрузки будут жесткие, – предупреждаю я. – Ты едва почувствуешь, а мне придется туго. Вплоть до потери сознания.
– Это вредно для человека, вопрос? – В конце фразы голос Рокки едва заметно дрожит.
– Немного вредно. Если я отключусь, не волнуйся. Главное, стабилизируй корабль. Я очнусь, когда корабль перестанет вращаться.
– Понимаю. – Рокки сосредоточенно сжимает три пульта.
– Начинаем!
Я перевожу систему центрифуги на ручное управление и пропускаю три диалоговых окошка с предупреждениями. Сначала разворачиваю обитаемый отсек на 180 градусов. Как и в прошлый раз, я задаю минимальную скорость. Но в отличие от прошлого раза, я заранее зафиксировал все, что может упасть. И пока мир переворачивается вверх ногами и гравитация меняет направление, предметы в лаборатории и спальне остаются на своих местах.
Теперь я чувствую, как 0,5 g прижимает меня к пульту управления. Нос корабля снова развернут от хвоста. Я включаю все катушки на смотку кабеля независимо от скорости вращения корабля. На экране отражается процесс сближения обеих половин, а ремни безопасности врезаются в кожу все сильнее.
Лишь десять секунд спустя я едва дышу. Корчусь от нехватки воздуха.
– Тебе плохо! – кричит Рокки. – Отменяй команду! Придумаем новый план!
Говорить я не в силах, поэтому молча мотаю головой. Кожа на лице натягивается к ушам. Представляю, как страшно я сейчас выгляжу. В глазах темнеет по краям. Похоже на синдром туннельного зрения
[176]. Какое точное название.
Туннель постепенно меркнет, и, наконец, я окончательно погружаюсь в темноту.
Через пару мгновений я прихожу в себя. По крайней мере, мне показалось, что через пару мгновений. Мои руки плавают в невесомости, и лишь благодаря ремням я до сих пор в кресле.
– Грейс! Ты в порядке, вопрос?
– Ммм… – Я тру глаза. Зрение пока нечеткое, в голове туман. – Да. Докладывай!
– Скорость вращения равна нулю, – говорит он. – Управлять жуками трудно. Уточнение: жуками управлять легко. А кораблем, который они движут, трудно.
– И тем не менее, ты справился. Молодец!
– Спасибо.
Я отстегиваю ремни и потягиваюсь. Переломов и новых ран, помимо ранее обожженной руки, вроде нет. Честно говоря, снова оказаться в невесомости даже приятно. У меня постоянно все болит – сказывается тяжелый физический труд, к тому же я еще не восстановился после травм. А без утомительной гравитации тело получает разгрузку.
Листаю экраны на главном мониторе.
– Все системы работают. По крайней мере, новых поломок нет.
– Хорошо. Что делаем дальше, вопрос?
– Займусь расчетами. Очень сложными расчетами. Мне нужно вычислить длительность и вектор тяги, чтобы вернуться к твоему кораблю, используя жуков в качестве двигателей.
– Хорошо.
Глава 23
На встречу я пришел вовремя. По крайней мере, я так думал. В письме стояло четкое время: 12:30. Но когда я добрался до места, все уже сидели. И молча пялились на меня.
Мы решили пока не разглашать журналистам подробности аварии. Весь мир следил за ходом проекта – единственной надеждой человечества на спасение. И только не хватало, чтобы людям стало известно о гибели научных экспертов из основного и дублирующего экипажей. Говорите что угодно про русских, но секреты они хранить умеют. Всю территорию Байконура перекрыли.
Из переговорной комнаты, которую оборудовали в обыкновенном автотрейлере, предоставленном русскими, открывался великолепный вид на стартовый стол. Я смотрел в окно на «Союз». Старая технология, спору нет, зато, пожалуй, самая надежная ракета-носитель из всех, когда-либо построенных.
Мы со Стратт не виделись со дня взрыва. Ей срочно пришлось организовывать специальное расследование причин аварии. Откладывать на потом было нельзя – если трагедия произошла из-за сбоя в алгоритме или оборудовании, предназначенном для миссии, нам следовало знать. Я хотел подключиться к расследованию, но Стратт не позволила. Иначе кто бы тогда разбирался с мелкими неполадками на борту «Аве Марии», которые указывали в отчетах специалисты ESA?
Стратт смотрела на меня в упор. Дмитрий перекладывал какие-то бумажки – наверное, очередной проект усовершенствования двигателей вращения. Доктор Локкен, вспыльчивая норвежка, спроектировавшая центрифугу, барабанила пальцами по столу. А вот и доктор Ламай в неизменном белом халате. Ее команда завершила отладку полностью автоматизированного медицинского робота, и, скорее всего, доктора Ламай ждет Нобелевская премия. Если человечество выживет. Присутствовал даже Стив Хэтч, чокнутый канадец, изобретатель зондов-жуков. Ну, хотя бы он не выглядел смущенным, а просто считал что-то на калькуляторе. Документов на столе перед Хэтчем не было, лишь калькулятор.
Также за столом сидели командир Яо и бортинженер Илюхина. Яо выглядел особенно серьезным, а Илюхина ничего не пила.
– Я опоздал? – поинтересовался я.
– Нет, вы вовремя, – ответила Стратт. – Присаживайтесь.
Я уселся на единственное свободное место.
– Похоже, мы поняли, что случилось в исследовательском корпусе, – начала Стратт. – Здания больше нет, но все записи велись в электронном виде и хранятся на сервере, который обслуживает весь Байконур. К счастью, сервер находится в наземном пункте управления. И Дюбуа, будучи верен себе, все тщательно записывал.
Она вытащила из стопки лист бумаги.
– Судя по электронному дневнику, вчера Дюбуа собирался проверить исключительно редкий сценарий отказа генератора, работающего на астрофагах.
