Локкен отмахнулась от моих слов, словно от назойливого насекомого.
– Митохондрия астрофага очень отличается от земной. Очевидно, что они развивались независимо друг от друга, – заявила она.
– Но они на девяносто восемь процентов идентичны!
Стратт деликатно кашлянула.
– Не знаю, из-за чего вы спорите, но давайте…
– Эта идиотка, – я направил обвиняющий перст на Локкен, – считает, будто астрофаги возникли независимо от земных организмов, хотя совершенно очевидно: обе формы жизни связаны между собой!!!
– Очень увлекательно, но… – попыталась вмешаться Стратт.
Локкен грохнула кулаком по столу.
– И как, по-вашему, их общий предок умудрился преодолеть межзвездное пространство?!
– Так же, как его преодолевают астрофаги! – выкрикнул я.
Локкен подалась вперед, нависая над столом.
– Тогда почему мы до сих пор не встречали живые организмы из других звездных систем?
– Понятия не имею! – Я даже привстал со стула. – Может, всему виной случайность.
– Как вы объясните разницу в строении митохондрии?
– Четыре миллиарда лет эволюции, шедшей своим путем.
– Хватит, – негромко произнесла Стратт. – Вы что здесь устроили? Научными знаниями меряетесь? Мы собрались не для этого. Доктор Грейс, доктор Локкен, пожалуйста, сядьте!
Я шлепнулся на стул и скрестил руки на груди. Локкен тоже уселась на место.
– Доктор Локкен, – начала Стратт, вертя шариковую ручку, – вы изводили правительства разных стран назойливыми требованиями, чтобы мне вставляли палки в колеса. Снова и снова. Изо дня в день. Я в курсе, что вы мечтаете участвовать в проекте «Аве Мария», но не допущу разжигания международного конфликта. У нас нет времени на политические интриги и имперские амбиции, которые всегда сопровождают крупнейшие проекты.
– Я тоже не рада нашей встрече, – призналась Локкен. – Я здесь, к своему и вашему огромному неудовольствию, только потому, что у меня нет иного способа указать вам на конструктивный недостаток «Аве Марии».
– Мы выслали предварительные чертежи, ожидая в ответ общие комментарии. А вместо этого нас в приказном порядке вызывают в Женеву, – со вздохом сказала Стратт.
– Ну так запишите мои слова под грифом «общие комментарии».
– Можно было ограничиться электронным письмом.
– Вы бы его удалили. Вам придется выслушать меня, Стратт. Это важно.
Стратт еще немного покрутила ручку.
– Ладно, я здесь, – сказала она. – Говорите.
Прочистив горло, Локкен произнесла:
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, но «Аве Мария» – прежде всего лаборатория. Лаборатория, которую мы можем послать на Тау Кита, дабы выяснить, почему эта звезда – и только она – не подверглась заражению астрофагами.
– Верно.
– Тогда, полагаю, вы также согласитесь, что бортовая лаборатория – важнейшая часть корабля?
– Да, – кивнула Стратт. – Иначе миссия бессмысленна.
– В таком случае у нас серьезные проблемы, – Локкен выложила на стол несколько листов бумаги. – У меня здесь список аппаратуры, которую вы хотите установить на борту. Спектрометры, секвенаторы ДНК
[92], микроскопы, стеклянная тара для химических исследований…
– Я знаю, что в списке, – перебила Стратт. – Собственноручно его подписывала, давая добро.
– Большинство из перечисленного, – Локкен бросила листы на стол, – не будет работать в невесомости.
– Мы об этом подумали, естественно. – Стратт раздраженно закатила глаза. – Компании по всему миру выпускают специальные серии этого оборудования, рассчитанные на невесомость.
Локкен неодобрительно покачала головой.
– Вы хоть представляете, сколько подготовительных исследований проводилось при разработке электронных микроскопов? Газовых хроматографов? И всего остального из списка? Столетие научного прогресса возникло как результат многих ошибок и просчетов. И вы сочли, будто оборудование, предназначенное для нулевой гравитации, сразу же заработает?
– Не вижу иной альтернативы, если только вы не изобрели способ поддержания искусственной гравитации, – холодно отозвалась Стратт.
– Мы его изобрели. И очень давно, – настаивала Локкен.
Стратт кинула на меня изумленный взгляд. Безусловно, эти слова застали ее врасплох.
– Видимо, доктор Локкен говорит о центрифуге, – подсказал я.
– Я знаю, о чем говорит доктор Локкен, – огрызнулась Стратт. – Каково ваше мнение на сей счет?
– Я об этом не задумывался. Пожалуй… может сработать, – медленно ответил я.
– Нет. Такое не полетит, – запротестовала Стратт. – Не надо усложнять. Конструкция должна быть предельно проста. Большой цельный корпус, минимум движущихся частей. Чем больше наворотов, тем выше риск поломки.
– В данном случае риск оправдан, – не унималась Локкен.
– Тогда пришлось бы добавить «Аве Марии» громадный противовес, – Стратт поджала губы. – Прошу прощения, но у нас и так едва хватает энергии на выращивание астрофагов в расчете на нынешнюю массу корабля. Мы не можем ее удвоить.
– Погодите! У нас есть энергия для производства топлива в полном объеме? И с каких пор? – не выдержал я.
– Утяжелять корабль не потребуется. – Локкен шлепнула на стол еще один документ. – Если имеющуюся конструкцию поделить пополам между обитаемым отсеком и топливными баками, обе части будут иметь подходящее для центрифуги соотношение масс.
Стратт впилась глазами в чертеж.
– Вы хотите поместить все топливо с одной стороны? Это же два миллиона килограмм.
– Нет, – тряхнул головой я. – Топливо израсходуется.
Они обе уставились на меня.
– Это самоубийственная миссия, – пояснил я. – К моменту прибытия на Тау Кита топлива уже не останется. Доктор Локкен выбрала точку разделения так, чтобы хвостовая часть корпуса весила в три раза больше носовой. Отличное соотношение масс для центрифуги. Идея может сработать.
– Спасибо, – поблагодарила Локкен.
– И как вы собираетесь разделять корабль пополам? – недоумевала Стратт. – Как он трансформируется в центрифугу?
Локкен перевернула лист с чертежом обратной стороной, и мы увидели детальное изображение, на котором область между двумя половинами корпуса была обозначена как «Обтекатель кабеля».
– Между обитаемым отсеком и хвостовой частью корабля находятся кабельные барабаны. Раздвинув обе части корпуса на сто метров, мы обеспечим ускорение силы тяжести в один g.
