Меняю значение на 0,20 километра. Волнуюсь, что система не позволит установить столь малую величину, но нет, все нормально. До «Объекта А» 217 метров. Если эридианцы окажутся ближе 200 метров или отправят очередную посылку, у меня сработает сирена. Выплываю из пилотского кресла. Больше не нужно сидеть тут и пялиться в экран. Сигнал из командного отсека даст знать, если «Объект А» сделает что-нибудь интересное.
Перемещаюсь в спальню.
– Питание! – командую я.
Манипуляторы извлекают из тайничка в потолке коробку и кладут мне на койку. Как-нибудь надо будет забраться туда и проверить запасы еды. А пока я отталкиваюсь от потолка и пикирую к койке. На упаковке, промаркированной «День 10 – паек 1», снизу приделана липучка, которая удерживает коробку на простыне. Открываю крышку: внутри буррито.
Не знаю, чего я ожидал, но ладно. Буррито так буррито. Увы, оно холодное. Фасоль, сыр, немного томатного соуса… все довольно вкусно, честное слово. Но комнатной температуры. Либо экипажу не полагается горячее питание, либо компьютер считает, что очнувшийся после комы человек может с непривычки обжечь себе пищевод. Вторая версия более правдоподобна.
Я переплываю в лабораторию и засовываю буррито в лабораторную печь. Прогрев его в течение нескольких минут, вытаскиваю с помощью щипцов. Сыр пузырится, по всему отсеку расползается облако пара. Оставляю буррито дрейфовать в воздухе – пусть пока остывает. Ха! Если бы я захотел действительно горячий обед, то врубил бы двигатели и, надев скафандр, облучил бы буррито светом, исходящим из сопел. Оно бы мигом разогрелось. А точнее, испарилось бы заодно с моей рукой и всем, что попало бы в зону излучения, ведь…
* * *
– Добро пожаловать в Маленькую Россию! – улыбнулся Дмитрий, театрально взмахнув в сторону нижней ангарной палубы авианосца.
Все пространство было переоборудовано в несколько лабораторий, укомплектованных высокотехнологичной аппаратурой. Десятки людей в белых халатах сосредоточенно корпели над своими задачами, изредка перебрасываясь короткими фразами на русском. Мы их называли «Дмитровцами». Пожалуй, мы уделяли слишком много внимания выдумыванию прозвищ для персонала.
– Не нравится мне это, – признался я, прижимая к себе небольшой контейнер с образцами, будто Скрудж Макдак мешок с монетами.
– Тише, – шикнула Стратт.
– Я только-только получил восемь граммов астрофагов и теперь должен отдать два? Два грамма могут показаться мелочью, но это девяносто пять миллионов клеток!
– Они пойдут на доброе дело, друг мой! – заверил меня Дмитрий. – Обещаю, вы не пожалеете. Пойдемте, пойдемте!
Мы со Стратт последовали за ним в главную лабораторию. В центре помещения высился колоссальный цилиндр вакуумной камеры. Дверь камеры была открыта, и трое техников что-то устанавливали на платформе внутри.
Дмитрий обратился к ним по-русски. Техники ответили. Он произнес что-то еще и жестом указал на меня. Ребята заулыбались и радостно загомонили, но Стратт оборвала их фразой на русском.
– Прошу прощения, друзья мои, – сказал Дмитрий, – перейдем пока на английский! Ради американца.
– Привет, американец! – поздоровался один из техников. – Я говорить английский для тебя! Топливо есть?
– Немного топлива, – ответил я, сильнее сжимая контейнер.
Стратт взглянула на меня так, как я обычно смотрю на упрямых учеников у себя в классе.
– Передайте ему контейнер, доктор Грейс.
– Вы же знаете, мой биореактор удваивает популяцию за определенное время. Отдавая два грамма сейчас, мы лишаем себя целых четырех граммов в следующем месяце, – зашипел я.
Она вырвала из моих рук контейнер и отдала Дмитрию.
Тот восхищенно посмотрел на металлический сосуд и проговорил:
– Сегодня отличный день! Наконец-то, он настал. Доктор Грейс, позвольте показать вам мой двигатель вращения.
Дмитрий жестом пригласил нас следовать за собой и взобрался по лесенке к двери вакуумной камеры. Оттуда по одному вышли техники, освободив место для нас.
– Все закреплено, контрольная проверка выполнена. Можно начинать испытание, – отрапортовал один из техников.
– Хорошо, хорошо, – улыбнулся Дмитрий. – Доктор Грейс, мисс Стратт, прошу.
Он провел нас внутрь вакуумной камеры. К одной из стенок была прислонена толстая плита блестящего металла. В середине возвышалась круглая платформа, на которой стояло некое устройство.
– Это двигатель вращения, – просиял Дмитрий.
Смотреть было особо не на что. Устройство, примерно пару футов в длину, почти целиком круглое, но с одной стороны срезанное плоско. Отовсюду торчали датчики и провода. Дмитрий откинул кожух, демонстрируя сам механизм. Внутри все оказалось сложнее. Под кожухом скрывалась прозрачная треугольная призма на роторе.
Дмитрий слегка крутанул устройство.
– Видите? Вращается. Потому и двигатель вращения.
– Как он работает? – поинтересовался я.
– Вот вертушка. – Дмитрий тронул призму. – Она сделана из прозрачного поликарбоната высокой прочности. Сюда, – он указал на область между вертушкой и внешним кожухом, – поступает топливо. ИК-излучатель, вот здесь, внутри вертушки испускает порцию света с длиной волны 4,26 и 18,31 микрометра, который привлекает астрофагов. Астрофаги устремляются к этой грани вертушки. Но их сила невелика. Импульс астрофагов основан на силе инфракрасного излучения. Тусклый свет порождает слабый импульс. Но его достаточно, чтобы астрофаги прилипли к поверхности.
Дмитрий повернул призму, и одна из трех граней встала параллельно плоской части кожуха.
– Поворачиваем на 120 градусов. Так, чтобы эта грань с прилипшими к ней астрофагами смотрела в сторону хвоста корабля. Увеличиваем мощность ИК-излучения. Теперь астрофаги сильно возбуждены и сильно проталкиваются к источнику инфракрасного света. Реактивная струя – свет на частоте Петровой – испускается через хвостовую часть корпуса, тем самым толкая корабль вперед. Миллионы крохотных астрофагов подталкивают сзади космический корабль, заставляя его двигаться вперед.
– Понимаю. – Я склонился к устройству. – Таким образом ни одна из частей корабля не попадает в радиус облучения.
– Да-да! – закивал Дмитрий. – Сила астрофагов ограничена лишь мощностью привлекающего их инфракрасного света. Проведя кучу расчетов, я понял, что в идеале астрофаги должны отдавать всю энергию за четыре секунды. Если попытаться ускорить процесс, то вертушка попросту не выдержит напора.
Он повернул призму еще на 120 градусов и указал на оставшуюся треть кожуха.
– Тут зона очистки. Резиновый валик убирает мертвых астрофагов с вертушки.
Дмитрий обвел рукой зону очистки, зону подачи топлива и, наконец, открытую грань.
– Все три зоны постоянно активны. Пока с первой грани счищаются мертвые астрофаги, в зоне подачи топлива ко второй грани поступают новые астрофаги, а третья грань развернута к хвосту корабля и обеспечивает тягу. Благодаря такому конвейеру грань, развернутая к хвосту корабля, всегда выдает тягу.
