Оклендская тюрьма, которую местные почему-то называют «Пар», – единственное в Новой Зеландии пенитенциарное учреждение строгого режима. Контрольно-пропускной пункт был густо усеян камерами видеонаблюдения, кроме того каждого посетителя досматривали с помощью ручного сканера. Через детектор при входе в тюрьму проходили даже надзиратели.
Пока наши начальники спорили, помощник Истона и я отошли в сторонку. Мы с ним переглянулись, недоуменно пожав плечами. Братство подчиненных, работающих на упрямых боссов.
– Я не сдам электрошокер! – упрямилась Стратт. – Если надо, я могу позвонить вашему премьер-министру!
– Валяйте, – кивнул Истон. – И она вам скажет ровно то же, что и я: никакого оружия рядом с сидящими здесь отморозками. Даже у наших охранников только дубинки. Есть правила, которые мы не меняем. Я прекрасно осознаю масштаб ваших полномочий, но и у них есть предел. Вы не всемогущи.
– Мистер И…
– Фонарь! – скомандовал Истон, протягивая назад руку, и помощник вложил ему в ладонь карманный фонарик.
Щелкнув переключателем, старший надзиратель произнес:
– Пожалуйста, откройте рот, мисс Стратт. Мне нужно проверить, нет ли у вас там запрещенных предметов.
Стоп! Пора вмешаться, пока все не стало совсем плохо.
– Я пойду первым! – вызвался я и широко открыл рот.
Истон посветил мне в рот, и, внимательно поглядев, заявил:
– Чисто!
Стратт окатила старшего надзирателя ледяным взглядом.
– Если хотите, могу вызвать нашу сотрудницу, и она досмотрит вас более тщательно.
Несколько мгновений Стратт не шевелилась. Затем нехотя вытащила электрошокер и передала Истону. Видимо, она порядком устала. Еще никому не удавалось одержать над Стратт верх. Впрочем, она никогда вступала в бессмысленные пререкания из чистого принципа. При всей своей власти Стартт не боялась уступить, если того требовала ситуация, и редко оспаривала простые решения.
Вскоре охранники повели нас со Стратт по холодным серым коридорам тюрьмы.
– Черт, какая муха вас укусила? – изумился я.
– Терпеть не могу маленьких диктаторов в их маленьких королевствах. Прямо бесят меня! – ответила она.
– Иногда стоит проявить гибкость.
– У меня на исходе терпение, а у нашей планеты – время.
– Ну уж нет! – Я предостерегающе поднимаю вверх палец. – Вот только не надо объяснять свое ослиное упрямство тем, что вы спасаете мир!
Стратт на миг задумалась.
– Ладно, может, вы и правы.
Мы шагали по длинному переходу в самый охраняемый корпус.
– По-моему, тюрьма строгого режима – уже чересчур, – заметила она.
– Погибли семь человек, – напомнил я. – И все из-за него.
– Это была случайность.
– Это была преступная халатность! Он заслуживает то, что получил!
Охранники завернули за угол. Мы за ними. Нас словно водили по лабиринту.
– Зачем вы меня сюда притащили?
– Ради науки.
– Как всегда, – вздохнул я. – Не нравится мне здесь.
– Приму к сведению.
Мы зашли в промозглую камеру. Там был лишь металлический стол, за которым сидел заключенный в ярко-оранжевом комбинезоне. Лысеющий мужчина лет пятидесяти, прикованный наручниками к столешнице, совершенно не производил впечатления опасного преступника.
Мы со Стратт уселись напротив заключенного, и охранники закрыли за нами дверь. Мужчина глядел на нас, слегка наклонив голову. Видимо, ждал, пока мы заговорим.
– Доктор Роберт Ределл, – начала Стратт.
– Можно просто Боб, – попросил он.
– Я буду называть вас доктор Ределл. – Стратт вынула из портфеля папку и пролистала. – Сейчас вы отбываете пожизненное заключение за семикратное непредумышленное убийство.
– Да. Таково их оправдание, почему я здесь, – произнес заключенный.
Я возмутился:
– На вашей установке погибли семь человек. Из-за вашей халатности! По-моему, отличное «оправдание», почему вы здесь.
Ределл покачал головой.
– Семь человек погибли из-за того, что в блоке управления нарушили протокол и включили первичный насос, хотя в башне с отражателями еще находились рабочие. Произошел чудовищный несчастный случай, но это именно несчастный случай.
– Тогда просветите нас, – попросил я. – Если смерти на вашей солнечной электростанции случились не по вашей вине, то почему вы здесь?
– Потому, что в правительстве думают, будто я присвоил миллионы долларов.
– С чего бы им так думать?
– С того, что я присвоил миллионы долларов. – Ределл подвигал закованными в наручники руками, пытаясь найти более удобное положение. – Но это не имеет ни малейшего отношения к смертям! Ни малейшего!
– Расскажите о своем проекте энергии черных панелей, – попросила Стратт.
– Черные панели? – Он отпрянул. – Но это лишь идея. Я отправил проект по электронной почте анонимно.
– Вы и правда считаете, что письмо, отправленное из тюремной компьютерной лаборатории, анонимно? – закатила глаза Стратт.
Ределл потупил глаза.
– Я не компьютерщик, а инженер.
– Я хочу услышать подробнее о черных панелях, – напомнила Стратт. – И если мне понравится то, что я услышу, вам могут уменьшить срок. Говорите.
Ределл встрепенулся.
– Ну… как бы… хорошо. Что вам известно о гелиотермальной энергетике
[108]?
Стратт посмотрела на меня.
– Это когда у вас куча зеркал, повернутых так, что они направляют отраженный солнечный свет на верхушку башни, где расположен котел. Если с помощью нескольких сотен квадратных метров зеркальной поверхности сконцентрировать солнечный свет в одной точке, можно нагреть воду, довести ее до кипения, и пар запустит вращение турбины, – пояснил я. – Не вижу ничего нового. Полностью функциональная гелиотермальная электростанция уже есть в Испании. Хотите узнать больше, поговорите с ними, – добавил я, глядя на Стратт.
Она прервала меня взмахом руки и обратилась к Ределлу:
– Так вот, что вы строили в Новой Зеландии?
– Видите ли, Новая Зеландия финансировала мой проект. Но идея заключалась в том, чтобы обеспечить энергией Африку.
– Какой прок Новой Зеландии выкладывать столько денег ради Африки? – поинтересовался я.
