– Не знаю. – Рокки виляет туловищем. – Много вещей сломалось. Мой народ строил корабль в большой спешке. Не успели проверить, все ли работает правильно.
Проблемы с качеством из-за подпирающих сроков сдачи – такое встречается сплошь и рядом по всей Галактике.
– Я пытался заменить устройство. Не получилось. Пытался еще. Не получилось. Еще пытался. Не получилось. Тогда я направил корабль по следам астрофагов. Может, несколько штук пристанет к корпусу. Но наружный робот ничего не обнаружил. Астрофаги очень малы.
Туловище Рокки понуро съезжает вниз. Локти эридианца оказываются выше дыхательных щелей. Иногда он опускает корпус, когда грустит, но я еще ни разу не видел, чтобы наклон был таким глубоким.
– Не получилось. Не получилось. Не получилось. – Голос Рокки падает на октаву. – Я не ученый эридианец. Умные-умные-умные эридианцы погибли.
– Ну-ну… А ты посмотри на это с другой стороны, – утешаю я.
– Не понимаю.
– Во-первых, – говорю я, подплывая поближе к нему, – ты жив. И ты здесь. И ты не сдался.
– Я пытался так много раз. – Голос Рокки по-прежнему звучит низко. – Не получилось так много раз. У меня плохо с наукой.
– Зато у меня хорошо, – успокаиваю его я. – Я ученый землянин. А ты отлично строишь и чинишь механизмы. Вместе у нас все получится!
– Да. Вместе! – Туловище Рокки слегка приподнимается. – У тебя есть устройство для сбора астрофагов, вопрос?
Внешний блок сбора. Помню, как обнаружил его в свой первый визит в командный отсек. Тогда я глянул лишь мельком, но это наверняка то, что нужно.
– Да, у меня есть такое устройство, – отвечаю я.
– Облегчение! Я пытался очень долго. Много раз. Не получилось. – Рокки продолжает не сразу. – Много времени тут. Много времени один.
– Как долго ты пробыл здесь один?
– Нужны новые слова, – говорит Рокки.
Я открепляю ноутбук от стены. В ходе нашего общения ежедневно всплывают новые слова, но последнее время все реже и реже. Явный прогресс! Запускаю частотный анализатор, открываю файл с разговорником в Excel.
– Готов!
– Семь тысяч семьсот семьдесят шесть секунд – это «♪♫♪♪♪». Эрид делает один оборот за «♪♫♪♪♪».
Я тут же узнаю названную величину. Я вычислил ее, когда изучал часы Рокки. 7776 – это шесть в пятнадцатой степени! Столько секунд длится полный цикл эридианских часов! Они разделили свои сутки на очень удобное и (для них) метрическое количество секунд. Все логично.
– Эридианский день, – объясняю я и попутно заношу новое слово в разговорник. – Планета делает один оборот за «день».
– Понимаю, – откликается Рокки.
– Эрид делает оборот вокруг Эриданы за 198,8 эридианских дней. 198,8 эридианских дней – это «♫♪♪♫♪».
– Год, – перевожу я. – Планета делает один оборот вокруг своей звезды за год. Столько длится один эридианский год.
– Лучше использовать земные величины, иначе ты запутаешься. Сколько длится день на Земле, вопрос? И сколько дней в земном году, вопрос?
– Один день на Земле длится 86 400 секунд. Земной год состоит из 365,25 земных дней.
– Понимаю, – говорит Рокки. – Я здесь уже сорок шесть земных лет.
– Сорок шесть лет?! – У меня перехватывает дыхание. – Земных лет?!
– Я здесь сорок шесть земных лет, да.
Он провел в этой звездной системе больше лет, чем я живу на свете!
– А сколько… живут эридианцы?
– В среднем, – Рокки машет клешней туда-сюда, – шестьсот восемьдесят девять лет.
– Земных лет?!
– Да! – чуть резковато отвечает он. – Только земные величины. У тебя плохо с математикой. Поэтому только земные величины.
На мгновение я теряю дар речи.
– Сколько ты прожил лет?
– Двести девяносто один год, – Рокки замирает, видимо, проверяя свои расчеты. – Да. Двести девяносто один земной год.
Ну ничего себе! Парень старше, чем Соединенные Штаты! Он ровесник Джорджа Вашингтона! Причем по меркам эридианцев Рокки вовсе не старик. Получается, на Эрид есть по-настоящему пожилые эридианцы, которые родились аж во времена открытия Колумбом Северной Америки!
– Почему ты так удивляешься, вопрос? – недоумевает Рокки. – Сколько живут люди, вопрос?
Глава 16
– Это земная гравитация, вопрос? – спрашивает Рокки. Его шар стоит на полу возле пилотского кресла.
Я проверяю контрольный экран центрифуги. Мы достигли полной скорости вращения, а барабаны выпустили кабель на всю длину. Обитаемый отсек успешно завершил поворот на сто восемьдесят градусов. На схеме виднеются две половины корпуса в фазе полной отстыковки. Мы равномерно вращаемся в вакууме. Строка «Гравитация в лаборатории» гласит: 1,00 g.
– Да, это земная гравитация, – подтверждаю я.
Рокки переминается с ноги на ногу, от чего шар немного катается туда-сюда.
– Несильная гравитация. Какое у нее значение, вопрос?
– Девять целых восемь десятых в секунду каждую секунду.
– Несильная гравитация, – повторяет он. – На Эрид гравитация 20,48.
– Очень мощная гравитация, – замечаю я.
Впрочем, это не удивительно. Некоторое время назад Рокки подробно рассказывал об Эрид, в частности, о ее массе и диаметре. И я уже тогда понимал, что эридианская поверхностная гравитация примерно в два раза превышает земную. Но все же приятно убедиться в верности собственных расчетов.
И еще одна любопытная деталь: масса Рокки составляет 168 килограмм. Значит, на родной планете весы покажут ему чуть ли не 800 фунтов! А поскольку это привычная для парня среда, он наверняка передвигается в ней совершенно спокойно. Восемьсот фунтов, которые бегают без малейших усилий. Делаю себе мысленную заметку: никогда не устраивать соревнований по армрестлингу с эридианцами!
– Итак, – говорю я, откидываясь на спинку пилотского кресла, – каков наш план? Летим к линии Петровой и соберем немного астрофагов?
– Да! Только сначала я делаю себе пространство из ксенонита. – Рокки указывает в отверстие люка, ведущего вниз, в остальную часть обитаемого отсека. – В основном в комнате для сна. А еще туннели в лаборатории и маленькое пространство в командной комнате. Можно, вопрос?
– Да, конечно. – В самом деле, не сидеть же парню все время в шаре! – А где ксенонит?
– Части ксенонита в мешках в комнате для сна. Жидкости. Смешиваю. Превращается в ксенонит.
