Как эпоксидный клей! Только прочнее, гораздо прочнее.
– Интересно! Надо будет выяснить у тебя все про ксенонит.
– Я не понимаю науку. Я просто пользуюсь. Извини.
– Все в порядке. Я не могу объяснить, как сделать думающую машину. Я ею просто пользуюсь.
– Хорошо. Ты понимаешь.
– Сколько времени уйдет на твои конструкции из ксенонита?
– Четыре дня. Может, пять. Почему спрашиваешь, вопрос?
– Хочу побыстрее начать работу.
– Почему побыстрее, вопрос? Медленнее – надежнее. Меньше ошибок.
– Земля в плохом состоянии. И ей все хуже и хуже. Я должен торопиться.
– Не понимаю, – жалуется Рокки. – Почему Земле хуже так быстро, вопрос? Эрид хуже медленнее. До больших проблем как минимум семьдесят два года.
Семьдесят два года? Боже, хотел бы я, чтоб у Земли было столько времени! Увы, через семьдесят два года Земля превратится в безжизненную ледяную пустыню, и 99 процентов человечества погибнет.
Почему Эрид поражена слабее? Я недоуменно хмурюсь. Мгновение спустя у меня уже есть ответ: все дело в накоплении тепловой энергии.
– Эрид сильно горячее Земли, – говорю я. – Эрид гораздо крупнее, и ее атмосфера гораздо плотнее. Поэтому Эрид накопила в воздухе намного больше тепла. Земля остывает быстро. Очень быстро. Еще четырнадцать лет, и почти все люди умрут.
Голос Рокки становится монотонным, как и всегда, когда он предельно серьезен:
– Понимаю. Напряжение. Озабоченность.
– Да, – киваю я.
– Тогда мы работаем. – Он соединяет две клешни вместе. – Работаем прямо сейчас! Узнаем, как убить астрофагов! Ты летишь на Землю. Объясняешь. Спасаешь Землю!
У меня вырывается тяжкий вздох. Рано или поздно пришлось бы ему рассказать. Так чего тянуть?
– Я не полечу обратно. Я умру здесь.
Туловище Рокки содрогается.
– Почему, вопрос?
– На моем корабле топлива хватило только на дорогу сюда. Больше нет топлива, чтобы вернуться домой. У меня только маленькие зонды, которые полетят на Землю с моими исследованиями. А я останусь тут.
– Почему такая миссия, вопрос?
– Потому, что на моей планете успели сделать лишь такое количество топлива.
– Ты знал об этом, когда улетал с Земли, вопрос?
– Да.
– Ты хороший человек.
– Спасибо. – Я стараюсь не задумываться о неминуемой гибели. – Ну что, давай ловить астрофагов? Я знаю, как мы можем собрать образцы. Мое оборудование очень хорошо видит следовые количества…
– Подожди! – Рокки поднимает палец. – Сколько астрофагов нужно твоему кораблю, чтобы вернуться на Землю, вопрос?
– Ну… Чуть больше двух миллионов килограмм, – отвечаю я.
– Я могу дать!
– Что?! – Я чуть не вскакиваю с кресла.
– Я могу дать. У меня есть запас. Могу дать столько, и мне еще хватит, чтобы вернуться на Эрид. Бери.
– Серьезно?! – Сердце бешено колотится в груди. – Это очень много топлива! Я повторю: два миллиона килограммов. Два умножить на десять в шестой степени!
– Да. У меня много астрофагов. Мой корабль по дороге сюда использовал меньше топлива, чем рассчитывали. Можешь взять два миллиона.
Я в изнеможении сползаю по спинке кресла. Я задыхаюсь от волнения. Глаза начинает щипать.
– Боже мой…
– Не понимаю.
Я вытираю слезы.
– У тебя все хорошо, вопрос?
– Да, – всхлипываю я. – Да, все хорошо. Спасибо! Спасибо! Спасибо!
– Я рад. Ты не умираешь! Давай спасать планеты!
Я больше не в силах сдерживаться, из глаз льются слезы радости. Я буду жить!
* * *
Половина китайского экипажа авианосца вылезла на летную палубу. Кто-то действительно занимался делом, но большинство пришли поглазеть на спасителей человечества. Научная группа присутствовала в полном составе. Те же завсегдатаи ежедневных совещаний: Стратт, я, Дмитрий, Локкен и недавно присоединившаяся к научной группе доктор Ламай. Ах да! Куда же без нашего мошенника-игромана! Доктор Боб Ределл тоже был там.
Говоря по справедливости, Боб выполнил свою работу хорошо. Он великолепно наладил работу астрофаговой фермы в Сахаре. Большая удача встретить ученого и управленца в одном лице. Пришлось потрудиться, но ферма регулярно приносила обещанное Ределлом количество астрофагов.
К авианосцу приблизился низко летящий вертолет и, зависнув на некоторое время над палубой, сел точно в центр посадочной площадки. К вертолету сразу побежали техники из наземной бригады. Лопасти винта продолжали вращаться, дверь грузового отсека распахнулась. Оттуда вышли трое в голубых комбинезонах с нашивками в виде государственных флагов на плече: китаец, русская и американец. Техники проводили их на безопасное расстояние, и вертолет снова взмыл в воздух. Вскоре прибыл второй вертолет. Он, как и первый, привез трех космонавтов. Правда, на сей раз это оказались двое русских – мужчина и женщина – и американка.
Эти шестеро были основным и дублирующим экипажем «Аве Марии». Любой вертолет мог бы с легкостью доставить сюда всех шестерых разом, но Стратт придерживалась железного правила: ни при каких обстоятельствах не перевозить основной и дублирующий составы в одном и том же транспортном средстве – ни в самолете, ни в вертолете, ни в автомобиле. Каждый из космонавтов прошел жесточайший отбор и имел за плечами не один год спецподготовки. Не хватало еще, чтобы одна авария перечеркнула надежду всего человечества на спасение.
Потенциальных кандидатов оказалось немного. Среди тех, кто имел подходящую физическую подготовку и знания и был готов пожертвовать собой, крайне редко попадались носители гена кома-резистентности. Но даже с учетом столь скромной выборки, процесс окончательного отбора шел медленно, с конфликтами и постоянным боданием с каждым государством-участником из-за той или иной кандидатуры. Стратт оставалась непоколебима, требовала исключительно лучших, но даже ей приходилось идти на некоторые уступки.
– Женщины, – хмыкнул я.
– Да, – сквозь зубы процедила Стратт.
– Несмотря на ваши рекомендации.
– Да.
– Ну и хорошо.
– Нет, нехорошо, – нахмурилась она. – Американское и российское правительства проигнорировали мои рекомендации.
– Вот уж не думал, что женщина может оказаться такой сексисткой в отношении своего же пола, – заметил я, скрестив руки на груди.
– Дело не в сексизме, а в здравом уме. – Стратт сердито откинула прядь, брошенную в лицо ветром. – Я указывала в рекомендациях, что все кандидаты должны быть гетеросексуальными мужчинами.
