– Температура воздуха на Эдриане по идее не важна, – качаю головой я. – Хищник должен уметь справляться с температурой астрофагов.
– А, да. Ты прав.
– Видимо, гипотеза про хищников неверна, – печально говорю я.
Рокки цокает по туннелю в дальний угол лаборатории. Размышляя, он ходит туда-сюда. Удивительно, что у землян и эридианцев выработалась одна и та же привычка.
– Хищники – единственное объяснение. Может, в линии Петровой их нет. Может, они в нижних слоях атмосферы Эдриана.
– Может! – подскакиваю я.
Гляжу на экран, расположенный в лаборатории. Я вывел на него картинку с наружной камеры, направленной на Эдриан. Не ради научных целей – очень уж красиво выглядит планета. Сейчас мы пересечем линию терминатора
[141] и увидим дневную сторону Эдриана. Над планетой тонкой дугой сияет рассвет.
– Ладно. Допустим, хищники обитают в атмосфере. На какой высоте?
– Какая высота лучше всего, вопрос? Если ты хищник, то куда идешь, вопрос? Идешь искать астрофагов.
– Хорошо. А на какой высоте находятся астрофаги? Ответ напрашивается сам собой: в «брачный» период они выбирают определенную высоту. Ту, где углекислого газа достаточно для размножения.
– Да! – Рокки цокает по туннелю обратно и останавливается надо мной. – Мы сумеем найти. Легко. Используй Петроваскоп.
– Точно! – Я победно бью кулаком по ладони.
Астрофагам нужно где-то размножаться. И здесь ключевой фактор – парциальное давление
[142] углекислого газа. Но нам не придется его вычислять или строить догадки. Когда клетки астрофагов делятся, материнская и дочерняя клетки летят обратно к Тау Кита. И для этого испускают инфракрасный свет. А значит, мы увидим излучение на частоте Петровой по всей планете на определенной высоте.
– В командный отсек! – кричу я.
– Командный отсек! – вторит Рокки.
Эридианец проносится по туннелю под потолком лаборатории и исчезает в отдельном входе, ведущем наверх. Я едва поспеваю: карабкаюсь по лестнице, сажусь в пилотское кресло и подключаю петроваскоп к главному экрану. Рокки уже в пузыре и направляет свою камеру на мой экран.
Весь монитор светится красным.
– Что это, вопрос? Нет данных.
– Подожди, – отвечаю я.
Вывожу на экран функции управления и дополнительные свойства и начинаю двигать ползунки.
– Мы сейчас внутри линии Петровой. Астрофаги здесь повсюду. Я поменяю настройки, чтобы были видны только самые яркие источники…
Я долго вожусь, но в итоге все-таки настраиваю диапазон яркости. Теперь на экране хаотично разбросанные области инфракрасного излучения, исходящего от Эдриана.
– А вот и ответ на наш вопрос, – объявляю я.
Рокки подносит ближе дисплей с рельефным изображением, чтобы «увидеть» картинку на моем экране.
– Неожиданно, – недоумеваю я.
Я думал, что увижу сплошной слой ИК-излучения на определенной высоте. Но на деле вышло совсем иначе. На экране не линия, а отдельные сгустки, похожие на облака. Причем они не совпадают с белыми перистыми облаками, которые я вижу невооруженным глазом. Это, за неимением лучшего термина, ИК-облака. А точнее, облака, испускающие инфракрасный свет. По необъяснимой причине в каких-то областях астрофаги размножаются активнее, чем в остальном пространстве.
– Нестандартное распределение, – замечает Рокки, будто услышав мои мысли.
– Да уж. А что, если на размножение влияет погода?
– Может быть. Сумеешь рассчитать высоту, вопрос?
– Да. Подожди.
Я увеличиваю и просматриваю изображение, передаваемое петроваскопом. Наконец, на экране облако астрофагов, расположенное точно над горизонтом Эдриана. Данные показывают текущий угол поворота камеры с учетом осей корабля. Я записываю цифры и переключаюсь на экран навигации, который сообщает мне пространственное расположение корабля относительно центра нашей орбиты. С помощью этих сведений и целого ряда тригонометрических формул я вычисляю высоту астрофаговых облаков.
– Высота, на которой происходит размножение, составляет 91,2 километра над поверхностью планеты. Ширина менее 200 метров.
Рокки переплетает пальцы. Мне известен смысл его жеста. Он размышляет.
– Если хищники существуют, они там.
– Согласен, – откликаюсь я. – Но как мы раздобудем образец?
– Как близко проходит орбита, вопрос?
– Сто километров от планеты. Если попробуем снизиться, корабль сгорит в атмосфере.
– Неудачно, – констатирует Рокки. – Восемь целых и восемь десятых километра от зоны размножения. Ближе никак нельзя, вопрос?
– Врежемся в атмосферу на орбитальной скорости и погибнем. Но что, если притормозить?
– Притормозим – значит, больше не на орбите. Упадем в атмосферу. Погибнем.
Навалившись на подлокотник кресла, оборачиваюсь к эридианцу.
– Чтобы не упасть в атмосферу, задействуем двигатели, поддерживая постоянную тягу в направлении от планеты. Войдем в атмосферу, заберем образцы и тут же уберемся обратно.
– Не сработает. Мы погибнем.
– Почему не сработает?
– Двигатели выделяют очень много инфракрасного света. Если используем в воздухе, он ионизируется. Взрыв. Разрушение корабля.
– Точно. Ты прав, – морщусь я.
На проведенных Дмитрием испытаниях двигатель вращения лишь за сто микросекунд расплавил тонну металла. Причем это была одна тысячная от всей мощности двигателей «Аве Марии». Пока я в вакууме, все отлично. Но если включить двигатели в атмосфере, возникнет огненный шар, по сравнению с которым ядерная бомба покажется жалкой хлопушкой.
Мы молчим, придавленные отчаянием. Может, спасение Земли и Эрид рядом, лишь на десять километров ниже, но нам туда не попасть. Должно же быть решение! Но какое? Нам не обязательно спускаться. Достаточно взять оттуда пробу воздуха. Пусть даже совсем чуть-чуть.
Минуточку!
– Напомни, как ты делаешь ксенонит? Смешиваешь две жидкости? – неожиданно спрашиваю я.
Мой вопрос застает Рокки врасплох, но он тут же отвечает:
