Глава 1
Опухоль. Неоперабельная. Рак.
Была середина дня, и движение на кольцевой, опоясывавшей Чарльстон, было свободным. Джонатан Тарлтон сжал руль с такой силой, что побелели костяшки пальцев, и устремил невидящий взгляд вперед. Как раненое животное, он спешил поскорее добраться до дома и спрятаться. И осознать то, что просто не укладывалось у него в голове.
Хвала Господу, сестра недавно вышла замуж за лучшего друга Джонатана и теперь жила у мужа. Если бы Мэйзи все еще оставалась в большом особняке на берегу, то сразу поняла бы, что что‑то случилось, едва он переступил бы порог.
При других обстоятельствах и Джонатан, и Мэйзи давно бы покинули родительский дом, однако на их попечении оставался отец, который слабел день ото дня. Многие из знакомых отца уже давно перебрались в дома престарелых, где за ними был надлежащий медицинский уход, но Джеральд Тарлтон категорически отказывался покидать родной дом.
Джонатан заехал в подземный гараж, дрожащей рукой выключил двигатель и уткнулся лбом в руки, лежащие на руле. Им овладел страх, смешанный с гневом. Как быть дальше? Он единственный, кто управляет их семейной судоходной компанией. Хотя имя отца и стоит на фирменных бланках, весь груз ответственности лежит исключительно на нем. Потому что его брат‑близнец Хартли куда‑то пропал, исчез, украв миллион долларов со счетов компании. После этого необъяснимого поступка Хартли исключили из завещания и из жизни семьи.
Предательство брата сильно ранило Джонатана. Тайная боль глодала его так же, как болезнь. О случившемся знали только он и отец. Мэйзи ничего не рассказали, чтобы не расстраивать ее и не чернить сохранившийся в ее памяти образ старшего брата.
Джонатан собрал свои вещи, вылез из машины и стал подниматься наверх. Из соображений безопасности Тарлтоны оборудовали в особняке два оснащенных самой современной техникой рабочих кабинета в дополнение к тем, что располагались в штаб‑квартире компании. Это позволяло Джонатану работать и одновременно приглядывать за отцом.
Судоходная империя, которой семья владела несколько десятилетий, была для Джонатана главным смыслом его существования. Он отдавал компании почти все свое время, поэтому его личная жизнь была довольно скучной. Он уже и не помнил, когда у него были близкие отношения с женщиной. Однако он жертвовал свое личной жизнью добровольно и гордился тем, что создали Тарлтоны. Гордился и всячески способствовал процветанию семейной империи.
В доме Джонатан прошел в гостиную и остановился у панорамного окна с видом на океан, сверкавший в лучах июньского солнца. Раньше этот вид успокаивал его. Только не сегодня. Сегодня океан своей безбрежностью и безвременностью будто насмехался над ним. Ведь человек – это пылинка в космосе. Песчинка на бескрайнем пляже безграничной Вселенной.
А ведь правильно говорят, подумал он: когда человек оказывается перед лицом смерти, вся его жизнь переворачивается вверх ногами, а время становится бесценным.
И сколько у него осталось этого самого времени? Врач сказал – полгода. Может, больше. Может, меньше. И как рассказать об этом сестре? Или отцу? Что будет с компанией, с семейным наследием? Ведь теперь Мэйзи станет единственной владелицей бизнеса, когда он и отец уйдут в мир иной. Она никогда не проявляла интереса к управлению, поэтому не исключено, что она продаст компанию. Может, это и к лучшему.
Эта мысль доставила Джонатану сильную боль. До сегодняшнего дня он и не подозревал, насколько сильны его эмоциональные связи с семейным делом. Для него компания не просто работа. Для него это символ, обозначающий место семьи Тарлтон в истории Чарльстона.
Мучительные головные боли начались у него почти год назад. Сначала они были редкими, потом участились. Одни врачи объясняли их стрессом, другие считали мигренями. Никакие препараты облегчения не приносили. Вот и сегодня врач дал ему на пробу пригоршню таблеток и стопку рецептов. Можно принять одну, забраться в постель и, забывшись сном, перетерпеть приступ боли. Только все это не решит другие, более важные проблемы. Потому что на нем лежит ответственность, которая никуда не денется.
Искушение забыться в наркотическом беспамятстве было почти непреодолимым. У него не было желания продолжать существовать в этом ужасном дне. Однако, дойдя до кухни, взяв стакан и наполнив его из‑под крана, он бросил в воду лишь две таблетки ацетаминофена, которые взял из аптечки.
На нем лежит ответственность. И эта ответственность никуда не денется. Единственное, что изменилось, – это срок. Обычно, когда наступал цейтнот, он словно расцветал. Едва появлялся проект с крайним сроком, он развивал кипучую деятельность. Прилив адреналина вынуждал его трудиться с удвоенным усердием и достигать невозможного. Эти качества и помогут ему в ближайшие несколько месяцев.
Он привалился к мраморному прилавку и после некоторого размышления принял свое первое после постановки смертельного диагноза решение. Печальную весть он пока утаит. Зачем расстраивать родных и друзей? Сейчас для него главное – сохранить статус‑кво. Первое правило бизнеса – составить план. Он все обдумает. В голове уже крутятся пока смутные идеи. Наверняка есть ответ на все его вопросы. Ведь не может же он просто уйти в свой последний закат и допустить, чтобы все рухнуло.
Ему нужно время, чтобы все обдумать и договориться с тем самым дамокловым мечом, что висит у него над головой.
Лизетт Стэнхоуп набрала код, подождала, когда большие ворота отодвинутся в сторону, и медленно въехала на территорию Тарлтонов. Все шесть лет, что она работала с Джонатаном, она не уставала восхищаться величественным семейным особняком.
Тарлтоны уже много десятков лет жили на мысе маленького барьерного острова к северу от города. Шестьдесят квадратных метров было более чем достаточно для особняка и нескольких построек поменьше. Участок окружала внушительная кованая ограда. Доступ к воде ограничивала высокая кирпичная стена, тянувшаяся по дюнам. Сам пляж являлся общественной собственностью, однако благодаря стене ни любопытные, ни злоумышленники не могли проникнуть на территорию Тарлтонов. Хотя из‑за ураганов и эрозии содержание стены требовало немалых расходов, обеспечению безопасности уделялось особое внимание, так как старший Тарлтон был по натуре параноиком.
Увидев припаркованную машину Джонатана, Лизетт расстроилась. А она‑то надеялась быстро проскользнуть в дом, поздороваться с Джеральдом и положить конверт со своим заявлением об увольнении на стол Джонатану! Конечно, она могла бы все это сделать в главном офисе, но ей почему‑то казалось, что он должен прочитать ее заявление в приватной обстановке. От мысли, что придется подавать заявление ему лично, у нее начинали дрожать коленки. Ведь он обязательно пришел бы в ярость или удивился бы. А потом потребовал бы объяснений. Правда, она уже давно отрепетировала свою речь. «Работа стала рутиной. Нужно расти и двигаться дальше. Высвободить время для путешествий». Когда она произносила эти слова перед зеркалом в ванной, они звучали убедительно. Морщиться ее заставляла та часть речи, где она выражала признательность Джонатану и его семье.
