– Нет, сэр, я не говорил этого. По-моему, это был
обыкновенный чулан с вентилятором. Ведь собаку держали в нем не постоянно, там
была ее постель, миска с водой, а внутренняя сторона двери оказалась вся
исцарапана, когда пес пытался вырваться оттуда в день совершения преступления.
Он даже повредил себе коготь.
– Вы обратили внимание, что у пса оторван коготь? – спросил
Мейсон.
– Я не видел оторванного когтя, но можно было понять, что он
сорван, потому что на внутренней стороне двери были ясно видны три кровавые
полоски, где его лапа скребла по дереву, а на полу чулана осталась пара
кровавых пятен, несколько смазанных. Если спросите меня, я скажу, что преступно
было оставлять собаку запертой в помещении, обшитом деревянной панелью, как
там. Внутреннюю сторону двери следовало обшить мягким куском дерева, тогда
собака не сорвала бы коготь о панель.
– А прежде он когда-нибудь скребся в дверь? – неожиданно
задал вопрос Мейсон.
– Ну, надо отдать справедливость хозяину, царапины были
совсем свежие. Полагаю, что… Виноват, я забыл, что не могу высказывать свое
мнение.
– Продолжайте, продолжайте, ничего, – одобряюще кивнул ему
Мейсон. – Я не возражаю. Как видно по всему, ваше мнение более обоснованно, чем
заключение экспертов.
Свидетель ухмыльнулся.
– Так вот, царапины на двери были совсем свежими. Я обратил
на это внимание других, когда мы открыли дверь и собака выбежала из чулана.
Очевидно, пес был дисциплинированный и приученный оставаться спокойно в чулане.
Но когда он услышал выстрел, а до этого, полагаю, и ссору, то он… словом, ему
так хотелось вырваться оттуда, что он сорвал коготь о грубую обшивку. Я
любитель собак, и меня всегда возмущает, когда я вижу животное, страдающее
из-за небрежности человека.
– У собаки было сорвано больше одного когтя? – спросил Мейсон.
– Я бы сказал, только один.
– И ни одной несвежей царапины на двери?
– Нет, сэр. Между прочим, я спрашивал у слуг про это, но
боюсь, что их слова не могут служить свидетельством для суда.
– Другими словами, – тотчас догадался Мейсон, – вы пытались
доказать, что – по крайней мере, по вашему убеждению, – выстрелу предшествовала
ссора. Так?
– Да, сэр.
– Вы так и сказали вашим товарищам?
– Да, сэр.
– В таком случае, раз уж мы заговорили о предположениях, как
вы полагаете, каким образом убийца мог завладеть револьвером Олдера?
– Должно быть, он лежал на письменном столе, или, возможно,
молодая женщина…
– О, ваша честь! – запротестовал Глостер.
– Все это, разумеется, не является уликами, – провозгласил
судья Кэри. – Защитник может спрашивать про эти факты, но это не улики.
– Нет, почему же? Это совершенно то же самое, что и
остальные факты дела, – возразил Мейсон.
– Думаю, нам следует воздержаться от дискуссии, мистер
Мейсон.
– Справедливо, ваша честь.
– Это все, – объявил Глостер. – Моим следующим свидетелем
будет шериф графства, Леонард С. Кедди.
Шериф, высокий, коренастый, медлительный субъект, принес
присягу, расположился на свидетельском месте и назвал свою фамилию, адрес и род
занятий.
– Вы были вызваны в резиденцию Джорджа С. Олдера на «Острове
Олдера» в ночь на третье августа?
– Да, был, сэр.
– И что вы там обнаружили, шериф?
– Когда я приехал, там уже были люди, прибывшие туда
некоторое время назад. Я организовал обыск, осмотрелся. Мы обнаружили, что с
пристани пропала лодка, одна из маленьких лодочек, и предположили, что в ней
мог скрыться убийца. На пристани был установлен сигнал тревоги, но тот, кто был
знаком с его устройством, знал, что его можно отключить только со стороны
берега, и тогда он бездействовал около трех минут, но потом опять включался. Я
занялся той частью расследования, которая включала розыск лодки.
– И вы нашли ее?
– Да, сэр, нашел.
– Где?
– Она плавала в заливе.
– Можете нам показать на этой карте, хотя бы приблизительно,
точку, где вы нашли эту лодку?
– Да, сэр, могу. Она была как раз вот здесь, где я сейчас
поставлю карандашом крестик.
– Лодка была найдена в вашем присутствии?
– Да, сэр.
– А вы не заметили ничего особенного в этой лодке?
– Она была свежепокрашена зеленой краской.
– Вы производили расследование относительно яхты под
названием «Китти-Кей», принадлежащей обвиняемой?
– Да, сэр.
– Что именно вы обследовали?
– Место, где на боку яхты было пятно размазанной зеленой
краски.
– А что вы сделали с этой зеленой размазанной краской?
– Я проследил, чтобы ее сняли и отправили на химический
анализ в лабораторию для сравнения с зеленой краской, которой была выкрашена та
лодка, которую мы обнаружили дрейфующей в заливе и которую мы впоследствии
опознали как лодку, принадлежавшую Джорджу С. Олдеру.
– Что еще вы делали? – спросил Глостер.
– Да вот, – медленно протянул шериф, – мы подумали, что если
кто-то прыгнул второпях ночью в лодку, так он мог уронить что-нибудь… На всякий
случай я захватил с собой подводный бинокль и стал просматривать дно залива,
где был пришвартован небольшой скиф.
– И нашли что-нибудь? – спросил Глостер, бросив на зал
торжествующий взгляд.
– Да, сэр.
– Что именно?
– Женский кошелек.
– А где сейчас этот кошелек?
– Он хранится у меня, – сказал шериф.
– Будьте любезны предъявить его суду.
Шериф открыл сумку, достал плотный конверт, запечатанный
красным сургучом и покрытый многими подписями, и протянул судье.
– Он тут, в этом конверте.
– Ну-с, а вы произвели инвентаризацию содержимого этого
кошелька?
– Да, сэр, произвел.
– А где предметы, находившиеся в кошельке?
– Они у меня, сэр, во втором конверте.
– Эти конверты, как я вижу, запечатаны и на них имеются
подписи?
– Да, сэр.
– Чьи это подписи?
– Я написал свою фамилию на конверте, в котором был запечатан
кошелек. Так же поступили и другие полицейские, присутствовавшие при этой
процедуре.
