– А содержимое кошелька?
– Оно было помещено в другой конверт, и эти подписи тоже
сделаны свидетелями.
– А ваша подпись есть на обоих конвертах?
– Да, сэр, на обоих.
– А вы уверены, что печати с тех пор оставались нетронутыми?
– Да, сэр, уверен.
– Моя подпись тоже, я полагаю, там имеется? – улыбнулся Клод
Глостер.
– Да, сэр.
– Я взгляну на них, а затем попрошу передать конверты членам
жюри присяжных, чтобы каждый из них мог лично убедиться, что печати остались
нетронутыми.
– Есть возражения относительно порядка процедуры? – спросил
Мейсона судья Кэри.
– Никаких, ваша честь.
Конверты прошли через руки членов жюри, потом встал окружной
прокурор.
– Теперь я прошу вскрыть эти конверты и находящиеся в них
предметы приобщить к вещественным доказательствам. Одним вещественным
доказательством будет кошелек, другим – его содержимое.
– Ваша честь, я бы хотел возразить, – сказал Мейсон. – В
связи с моим возражением я прошу разрешить мне допросить свидетеля в порядке
перекрестного допроса.
– Пожалуйста, приступайте!
– С помощью подводного бинокля вы увидели этот кошелек,
лежавший на дне залива? – спросил Мейсон, повернувшись к шерифу.
– Да, сэр, я подсвечивал электрическим карманным фонариком.
– Дно было песчаное или илистое?
– В том месте песчаное. Белый песок. Кошелек был очень
заметен на нем.
– Вот именно, – согласился адвокат. – И этот кошелек лежал
там, где вы могли разглядеть его через бинокль, лежа вниз лицом на небольшом
причале?
– Да, сэр.
– Значит, кошелек лежал очень близко к причалу?
– Да, сэр.
– Где его мог уронить кто-нибудь, стоя на причале?
– Где его могла уронить с причала женщина, прыгнувшая с него
в лодку, что наиболее вероятно в данной ситуации.
– Отвечайте только на мой вопрос, шериф, – попросил Мейсон.
– Кошелек лежал на дне, куда его могла уронить особа, стоявшая на причале?
– Полагаю, что так, но в таком случае женщина, конечно,
знала бы, что она уронила его, и…
– Вот именно, – перебил шерифа Мейсон. – Я вижу, вам
непременно хочется отстоять вашу точку зрения, так что ладно, согласимся с
вами. Но факт остается фактом: кошелек мог быть брошен в воду и кем-нибудь еще,
стоявшим на причале?
– Ну да, конечно мог.
– Так вот, значит, вы увидели лежавший на дне кошелек. И что
вы затем сделали?
– Достал его.
– Как?
– Войдя за ним в воду.
– Какова там глубина?
– Футов шесть-семь.
– А кто пошел за ним? Вы сами?
– Нет, один из моих выборных депутатов.
– О! – улыбнулся Мейсон. – Вы увидели кошелек, а доставать
его послали одного из депутатов?
– Он один из лучших наших пловцов.
– И он вытащил кошелек?
– Да.
– А скажите, шериф, можно ли было по виду этого кошелька
определить, когда он был брошен?
– Знаете, вот когда вы заговорили об этом, то скажу, что
если вы взглянете на…
– Шериф, – резко перебил его Мейсон, – я настаиваю, чтобы вы
отвечали непосредственно на мой вопрос. Настаиваю категорически. Сейчас я
говорю только о самом кошельке. Повторяю вопрос: можно ли было по виду этого
кошелька определить, когда он был брошен?
– Нет, сэр.
– Он просто лежал там, на песке?
– Ну, он, разумеется, не мог лежать в одном положении долго
на песчаном дне.
– Почему, шериф?
– Ну как же, ведь песок все время в движении… приливы и
отливы…
– Как долго он мог оставаться там, не будучи покрыт песком?
Помните, вы даете показания под присягой, шериф.
– Да я, право… я не знаю…
– Я так и думал, что вы не знаете, – улыбнувшись, сказал
Мейсон. – Ну а поскольку вы совершенно искренне сказали, что по виду кошелька
нельзя было определить, когда он был брошен в воду, вы можете только сказать,
что он мог быть брошен кем угодно, включая подсудимую, вечером в субботу, до
убийства.
– Вы сейчас говорите о кошельке?
– О кошельке, – кивнул Мейсон.
– Ну, если вы хотите ограничиться кошельком, то я согласен,
что могло быть и так, как вы говорите, а если коснуться содержимого…
– Сейчас я говорю только о кошельке, – сказал Мейсон.
– Очень хорошо, о кошельке, – согласился шериф.
– Указывало ли что-нибудь на то, что кошелек не мог быть
брошен в воду в субботу вечером?
– Да нет, сэр, пожалуй, ничто об этом не говорило.
– Ну вам известно что-нибудь относительно того, что в
субботу вечером, еще до убийства, подсудимая приходила в дом мистера Олдера?
– Нет, сэр, мне лично ничего об этом не известно.
– Ну хорошо, а вообще вам известно что-нибудь об этом
инциденте?
– Ваша честь, – перебил Глостер, – я возражаю против
показаний шерифа о вещах, которые ему лично неизвестны.
– Совершенно верно, – сказал Мейсон. – Но я думал, что вы,
возможно, захотите рано или поздно предъявить суду какие-то факты, так что
предъявляйте их сейчас.
– Я намерен предъявить только те факты, – сказал Глостер, –
которые указывают, что Джорджа Олдера убила подсудимая. Если и существуют
какие-либо другие факты, пусть их предъявляет защита.
– Очень хорошо! – Нахмурив брови, Мейсон на секунду
задумался. – Если такова ваша позиция, я останусь в пределах технической
необходимости и не буду предъявлять факты, которые могут служить вещественными
доказательствами. Но прошу вас делать то же самое, сэр.
Шериф заявил, даже не дожидаясь вопроса:
– Содержимое кошелька указывает, когда он был брошен.
– Содержимое? – переспросил Мейсон.
– Когда мы заглянули в кошелек, – пояснил шериф, – мы нашли
в нем газетную вырезку с заметкой, которая была, по-видимому, опубликована в
«Экспресс» за третье число, в утреннем выпуске. Речь шла о краже драгоценностей
на пятьдесят тысяч долларов и жалобе Олдера…
