– Вроде как наискосок, половина в песке, половина наружу, и
наружная часть загрубела от песка, который на нее наносило ветром. Ну, вы ведь
знаете, когда стекло постоянно покрывается песком, а потом ветер его сдувает,
оно становится вроде как матовое.
– Значит, Олдер дал вам пятьдесят долларов?
– Совершенно верно.
– А потом, через некоторое время, еще сто?
– Ага… еще сотню.
– Олдер умер, – сказал Мейсон. – Вы теперь можете быть
свободны от своих обязательств перед ним, Пит.
– Что вы имеете в виду?
– Я вот что имею в виду, Пит, – сказал Мейсон. – Если вы
действительно нашли эту бутылку так, как вы рассказали, то вы положили ее в
свою лодку, а затем, когда в следующий раз очутились возле яхт и увидели
«Сейер-Белл», стоявшую на якоре, вы сели в ваш скиф, подгребли к ней и решили
повидаться с Олдером, а в разговоре с ним упомянули мимоходом о найденной
бутылке. Человек, который сбросил с себя оковы цивилизации, как это сделали вы,
не станет затруднять себя телефонным звонком и сообщать, что он нашел бутылку,
а…
Кадиц круто повернулся к Мейсону.
– Вы что же, считаете, что я лгу? – вызывающе спросил он.
Мейсон смерил его взглядом, отмахнулся от его воинственной
напористости и с обезоруживающей улыбкой, добродушно сказал:
– Пит, вы не только лжете, но и делаете это ужасно плохо. Вы
не умеете лгать!
Кадиц шагнул было к адвокату, потом вдруг гнев его мгновенно
улетучился, воинственность как рукой сняло, и улыбка медленно расползлась по
его лицу.
– О’кей, – сказал он, – говорите, я слушаю.
– Я догадываюсь, – сказал Мейсон, – что вы, Пит, прочли это
письмо, узнали, что в нем написано, а после того, как прочли, поняли, что Олдер
заинтересуется им, поэтому и отнесли письмо ему. А Олдер, когда узнал, что вы
прочли его, дал вам пятьдесят, а потом еще сто долларов и взял с вас обещание,
что вы забудете про письмо в бутылке.
– Поговорите-поговорите, сэр, а я послушаю, – сказал Кадиц.
– А что бы вы сделали, если бы вам пришлось давать в суде
свидетельские показания? – неожиданно спросил Мейсон.
– Ну и хитрый же вы адвокат! – с минуту подумав, ответил
Кадиц. – Сейчас я вам ничего не скажу. Если я и договорился о чем-нибудь с
Джорджем Олдером, то постараюсь оправдать его ожидания, но про показания в суде
речь не шла. Если мне придется встать на место свидетеля, я – о дьявольщина! –
я скажу правду.
Мейсон вынул из кармана сложенную вчетверо бумагу.
– Кадиц! – сказал он. – Это повестка, которой я вызываю вас
в суд завтра к десяти часам утра для дачи свидетельских показаний по делу
«Народ Калифорнии против Дороти Феннер». Мы не сможем воспользоваться вашими
показаниями завтра утром, однако вы все равно должны явиться в суд согласно
требованию этой повестки. Вы свидетель защиты, и вам не нужно рассказывать кому
бы то ни было про наш сегодняшний разговор или про то, что вы намерены показать
как свидетель. Я не могу сейчас дать вам денег больше, чем дозволено по закону,
чтобы не получилось, будто я собираюсь вас подкупить. Но я дам вам деньги на
поезд, на котором вы сможете добраться до суда, а кроме того, вам заплатят и за
потраченное время.
Кадиц взял повестку, сложил ее, сунул в карман брюк.
– Вот какая чертовщина получается, когда свяжешься с
цивилизацией! Недаром я думал, что уж очень легко заработал эти сто пятьдесят
долларов!
– Вы приедете? – спросил Мейсон.
– Приеду, – ответил Кадиц. – Противно мне все это до черта,
но приеду.
Глава 17
В переполненном зале суда царило возбуждение.
Клод Глостер, трезво оценивая драматизм создавшейся
ситуации, поднялся, едва члены жюри заняли свои места, и сказал:
– Ваша честь, мы вызвали повесткой свидетеля обвинения,
некоего Рональда Диксона, чьи служебные обязанности призывают его вернуться
туда, где он служит, как можно раньше. Вследствие этого я прошу позволения суда
отпустить с места свидетеля шерифа и пригласить вне очереди мистера Рональда
Диксона.
– Возражений нет? – спросил судья Кэри у Мейсона.
Мейсон улыбнулся спокойной, уверенной улыбкой, как человек
великодушный, потому что уже чувствовал себя победителем.
– Никаких возражений, ваша честь.
– Очень хорошо. Ввиду заявления окружного прокурора о том,
что этого свидетеля необходимо допросить вне очереди, дабы освободить его
возможно скорее, а также ввиду отсутствия возражений со стороны защиты суд
разрешает свидетелю занять место.
Рональд Диксон, серьезный, высокий, слегка сутуловатый,
вышел вперед, и Мейсон, мельком увидевший профиль этого человека, когда тот
проходил мимо, шепнул Делле Стрит:
– Где-то я видел его прежде.
Он повернулся и спросил Дороти Феннер:
– Вы знаете его?
– Ночной дежурный, клерк в моем отеле, – ответила она.
Мейсон усмехнулся, подумав: «Так вот как они собираются
подтвердить визит Олдера!..»
Рональд Диксон принес присягу, назвал свою фамилию, возраст,
место жительства и род занятий, расположился на свидетельском месте и устроился
как можно более комфортабельно, словно собрался сидеть там очень долго.
– Вы знакомы с обвиняемой, мисс Дороти Феннер?
– Да, сэр.
– Какие ваши рабочие часы?
– С четырех часов пополудни до двенадцати часов ночи.
– Третьего августа сего года вы тоже работали в эти же часы?
– Да, сэр.
– И находились на своем рабочем месте?
– Да, сэр.
– А теперь, мистер Диксон, я призываю вас вспомнить, что
произошло вечером третьего числа, имевшее отношение к квартире мисс Феннер и
известное вам лично.
– Ну как же, я читал в газете, что она…
– Это не имеет значения, – перебил Глостер. – Вспомните
только то, что известно вам лично.
– Слушаю, сэр. Ну вот, она пришла около половины шестого…
да, наверно, так, через час после того, как я пришел и приступил к работе. Я
еще поздравил ее с…
– Вы с ней разговаривали? – быстро перебил Глостер.
– Совершенно верно. Я с ней разговаривал, и она…
– Что произошло потом? – опять перебил Глостер. – Она
спросила что-нибудь?
– Она спросила, есть ли для нее почта, а я ей сказал, что
был миллион телефонных звонков. Она взяла все записки из ящика для ключей, а
потом пошла к лифту, чтобы подняться к себе в номер.
