Вердикт доктора Кло пришелся по душе полковнику Ожешко. Настолько, что он настоял на том, чтобы посидеть с ними за одним столом некоторое время. Лекарь возражать не стал, попросил только не опускать ногу на пол, а положить ее на соседний табурет.
Чай принесли через пару минут. Лейтенант Воронцов охотно сам разлил напиток по простым глиняным кружкам. Ароматный напиток заметно дымился, но никто не смог удержаться от того, чтобы сразу же его попробовать.
— Это бедуины-черти научили наших солдат варить такой чай. Да, может, оно и неплохо. Все лучше, чем вино пить по такой жаре, — прихлебывая из своей кружки, проговорил полковник.
От первых глотков чая стало совсем жарко, пот градом покатился по и без того влажным спинам. Но уже через пару минут выступившая влага настолько охладила кожу, что даже находиться в жарком и душном помещении стало не так тяжело.
Задав еще несколько вопросов и выяснив предпочтения прибывших относительно условий и длительности проживания, полковник вновь вызвал лейтенанта Воронцова и отдал ему распоряжение о комнатах.
— Да подмести там не забудьте! Пыли от песка у нас очень много. Иной день все лица платками закрывают, а не то задохнуться можно.
Закончив с гостеприимством, полковник Ожешко принялся рассказывать о нелегкой доле своих солдат, о том, что губернатор совсем забыл о нуждах Южной заставы, и о бедуинах, которые ведут войну не по правилам.
— Кое-кто из солдат поговаривает, что бедуины эти и не бедуины вовсе, а ряженые.
— В каком смысле ряженые? — уточнил Василий. Ему показалось странным, что опытный полковник не может отличить жителя пустыни от того, кто хочет им казаться.
— Сброд какой-то. То ли беглые, то ли просто недовольные нормальным существованием.
— Так не стоит ли выслать разведку?
Полковник невесело усмехнулся:
— Еще месяц назад выслал. Двоих отправил — ни один не вернулся, знать о себе не дал. Пропали в пустыне. То ли от жары померли, то ли в плену сгинули. Сами понимаете, что людей у меня не так много, чтобы кого-то на их выручку посылать.
Василий и Беллами понимающе кивнули.
Напившись чаю, друзья оставили полковника отдыхать, а сами отправились осматривать выделенные комнаты в казармах. Это оказались просто обставленные офицерские комнатушки: стол, стул, жесткая кровать и небольшой шкафчик для личных вещей. Окна выходили во двор, закрывались плотными ставнями, так что днем в комнате царил полумрак. Лишь через трещины прорывались солнечные лучи-ножи, прорезая и тут, и там неуютное пространство.
Вещи прибывших уже стояли в комнатах, так что Василию и Беллами оставалось только рухнуть на свои кровати и дать долгожданный отдых измотанным телам. Что уставшие путники с радостью сделали, проспав до самого ужина. Про ужин они узнали благодаря командам и многочисленным окрикам, доносившимся со двора.
"Что ж, — вздохнул Василий, потягиваясь, — придется привыкать к местному распорядку дня."
Через десять минут, когда основная часть обитателей Южной Заставы уже получила свою порцию ужина, Василий постучался в дверь доктора Кло и позвал его спуститься вниз.
— Солониной сыт не будешь. Полагаю, здесь на ужин нам предложат простой, но куда более питательный ужин.
— Совершенно с вами согласен, друг мой.
Во дворе они немного замешкались, не зная, где взять миски для солдатской похлебки. На помощь пришел лейтенант Воронцов. Устроив гостей за столом под навесом, защищавшим от прощальных лучей заходящего солнца, он лично принес им еду и напитки. Чая на ужин солдатам не давали, позволяя выпить немного вина.
Завязался разговор, но ничего нового Василий и Беллами о делах на заставе не узнали. Все было плохо: провизии не хватало, оружия не хватало, людей не хватало.
— А что с бедуинами? Полковник Ожешко обмолвился, что они… поддельные? — спросил Василий.
— Говорят так.
— Вроде кого-то даже на разведку отправляли, — заметил Беллами.
— Да. Витюшу — он у нас вроде блаженного тут был, ничего толком сделать не мог. И Тараса…
При упоминании знакомого имени Василий вздрогнул так, что невольно разлил похлебку, которую нес в ложке до рта. Беллами озадаченно посмотрел на друга, лейтенант молча протянул кусок хлеба, чтобы промокнуть капли со стола.
"Быть может, не он… Другой…" — мелькнула у Василия мысль.
Впрочем, надежды его были напрасны.
— Так вот, — продолжил Воронцов, — Тараса Григорьева еще отправили. Сам вызвался. Сказал, что более никому не может доверить эту ответственную миссию. Я пытался его отговорить, ведь есть люди, для которых разведка…
Лейтенант Воронцов продолжал говорить, но Василий больше его не слушал. Опустив руки на стол, он понимал, что выдает себя отрешенностью, бледностью и ставшим тяжелым дыханием, но ничего не мог поделать с собой. Он зашел так далеко, проделал такой нелегкий для себя путь для того, чтобы… Чтобы узнать, что Тарас Григорьев пропал в пустыне месяц назад. Чтобы узнать, что отец Ии умер от жажды или под пытками бедуинов…
Василий выронил ложку и закрыл лицо руками, приговаривая:
— Не может быть. Этого просто не может быть.
* * *
Ни Беллами, ни лейтенант Воронцов не стали ни о чем спрашивать Василия Лаврентьевича. Удовольствовавшись его "Простите", они позволили ему уйти. Закончив ужин, Воронцов выразил надежду, что после появления доктора Кло на Южной заставе хоть какие-то дела у них пойдут лучше. Беллами улыбнулся в ответ. На том и расстались.
Своего спутника доктор Кло нашел на южной смотровой площадке заставы, той самой, с которой открывался пугающий, но одновременно завораживающий вид на безграничную пустыню. Василий стоял, облокотившись на перила, и ничуть не боясь угрозы, исходившей от обитателей дикого края. Чуть дальше по стене доктор увидел караульных, не слишком довольных присутствием посторонних на оборонительных укреплениях. Солдаты переговаривались в полголоса, то и дело поглядывая на "инспектора".
— Уже совсем стемнело, — произнес Беллами, подходя к Василию.
— Да.
— Простите, но я, как врач, не могу не заметить, что подобные переживания не стоит удерживать в себе. Обещаю, я никому не расскажу о том, что вызвало ваши переживания. Однако вам станет заметно легче, если вы поделитесь ими со мной.
Василий повернул к другу лицо. Между бровей пролегла глубокая складка, словно он пытался понять смысл только что сказанных слов.
— Чтобы вы смогли понять мои чувства, мне придется рассказать очень много.
— И вы, и я недурно выспались днем, так что ночь у нас точно есть.
Лже-граф вновь сдвинул брови, все еще сомневаясь, в правильности подобного решения. Ведь если Беллами проговорится о его тайне, это может повредить госпоже Юлии и ее супругу. Но, с другой стороны, времена теперь изменились, и вряд ли кто-нибудь слишком косо посмотрит на Андрея Михайловича, выйди правда наружу.
