— Ну, вы стоите здесь — за углом полицейского участка и выглядываете в сторону главной улицы, — пожал мальчишка плечами.
Отпираться было бесполезно. И Василий уже хотел сознаться, придумывая объяснение, достаточное для паренька лет семи. Однако мальчуган заговорил раньше:
— Вы не бойтесь. Я вас не выдам. Я ведь и сам тут прячусь. От матушки. Она по делам пошла, а мне с ней жуть как скучно! Вот я и удрал.
— Нехорошо удирать от матери, — пожурил мальчика Василий.
— Знаю. Она всегда расстраивается, когда я так делаю. Но уж лучше сбежать, чем со следователем беседовать.
Василий нахмурился.
— А твоя мама разве пошла к следователю?
— Да. По поводу князя Олега узнать. Он ее друг и сейчас в большой беде. Да, что я вам рассказываю? Вы и сами знаете: об этом вся деревня говорит!
Василий оглянулся на угол дома, из-за которого только что наблюдал за Анной, идущей в полицейский участок.
— Так твоя мама — графиня Анна Трофимовна?
— Да, — с хорошо заметным сожалением подтвердил мальчик. — Только мне не нравится быть графом. Скучное это дело.
Василий засмеялся.
Послышался скрип открывающейся двери, ведущий в полицейский участок. Шаги на крыльце, приглушенные голоса — мужской и женский.
— Матушка! Вы простите, но мне пора. А то она совсем забеспокоится.
Мальчик сделал шаг вперед, но тут же остановился.
— Заезжайте к нам в гости, — заявил он.
— Хорошо. Как-нибудь…
— Если слуги будут возражать, вы им так и скажите, что вас граф Вениамин пригласил.
— Василий, — обронил сын кузнеца. На лице отобразилось внутреннее смятение, что немного напугало паренька. Но значения этому молодой человек не придал: — А кто вам имя дал, любезный граф?
— Матушка. Папенька умер до моего рождения, — ответил мальчик.
Кивнув вместо прощания, мальчуган прошмыгнул мимо Василия и с радостным криком бросился к Анне, дожидавшейся его возле крыльца.
Сын кузнеца вновь выглянул из-за угла дома. Девушка в черном и мальчик шести лет не спеша удалялись по улице, держась за руки. Вениамин подпрыгивал через каждые два-три шага и с жаром рассказывал об увиденном сегодня в деревне.
«Только бы про меня не сказал», — подумал Василий.
Впрочем, прежней уверенности в правильности принятого решения у него уже не было.
Глава 36 (Василий)
Встреча с Анной, которая случилась и не случилась возле полицейского участка, никак не выходила у Василия из головы. Мысли о возлюбленной проливались на душу приятным бальзамом: она не забыла его и своего сына назвала именем его отца. Но те же мысли тревожили… пугали! Ведь молодой человек планировал навсегда исчезнуть из здешних краев и ему было бы куда проще это сделать, не получая подтверждения еще не угасшей любви.
В конце концов, вечером второго дня, сидя в деревенском трактире, Василий принял решение придерживаться первоначального плана. К несчастью, в скором времени покинуть этот берег моря мешало следствие, которое затягивалось и делало невозможным проведение суда.
Василий подозвал трактирщика и попросил принести еще вина. Он предпочел бы заняться каким-нибудь более полезным делом. Но делать в деревне было нечего, если он планировал и дальше не слишком привлекать к себе внимание. Вот и тратил сын кузнеца честно заработанные деньги самым нехитрым способом.
Впрочем, траты были не такими уж и бесполезными. Сидя в трактире, Василий очень скоро наслушался достаточно сплетней, чтобы составить свое представление о местных обитателях. Дворяне, зажиточные крестьяне, наемные рабочие — он не знал всех имен, но неплохо ориентировался в нравах разного люда. И, вероятно, именно эти знания привели к тому, что уже совсем поздним вечером у молодого человека появился четкий план дальнейших действий.
Расплатившись с трактирщиком, Василий вышел на улицу. Вдохнул прохладный воздух, поежился, плотнее запахнул кафтан. В голове немного прояснилось, ушел дурман, напущенный двумя кружками домашнего напитка. Еще раз взвесив принятое решение, молодой человек направился в сторону полицейского участка.
Петра Ивановича он нашел в его кабинете. Следователь как раз заварил себе чай, намереваясь съесть пару баранок вместо ужина.
— А, Василий Вениаминович! Проходите. Что-нибудь еще вспомнили?
Молодой человек кивнул вместо приветствия и молча последовал приглашению занять стул напротив стола хозяина кабинета. Наверное, было не лучшей идеей идти к следователю после посещения трактира. Но Василий надеялся, что его состояние не помешает Петру Ивановичу принять необычное предложение.
— Так чем я могу вам помочь? — напомнил следователь вопрос.
— Хочу верить, что это я могу вам помочь, — наконец, проговорил Василий.
Говорил он медленно, тщательно подбирая слова и стараясь, чтобы ленивый язык не выдал его состояние раньше времени.
— Вот как? — следователь макнул в чай баранку, после чего откусил от колечка внушительный кусок. — И ем ше?
Василий поднял голову, посмотрел на собеседника. Петр Иванович вновь был занят баранкой и чаем. Никакого пристального внимания на посетителя он не обращал. Или умело делал вид.
«А, впрочем, какая мне разница? Даже лучше, если он заметит, — подумалось Василию. — Такое предложение на трезвую голову выглядит куда глупее, чем после выпитого вина…»
— Я знаю, как можно проверить причастность Руфины Модестовны к убийству брата, — вслух сказал сын кузнеца.
— Вот как? — все еще уделяя чаю больше внимания, чем говорившему, отозвался Петр Иванович.
— Я думаю, что лучше всего поймать ее на признании. Ну, то есть, чтобы она под давлением обстоятельств признала то, что убила своего брата.
Сказанное все-таки заинтересовало следователя. Неосмотрительно опустив в чай остаток баранки и не вытащив его после, Петр Иванович устремил на Василия вопросительный взгляд.
— Уж не хотите ли вы сказать, любезный Василий Вениаминович, что провели в минувшие дни собственное расследование и обнаружили улики, ускользнувшие от внимания полицейских? — спросил следователь. — Хочу предупредить вас, что без должной бумаги подобные действия незаконны и вам…
Василий спешно замахал руками:
— Нет, нет! Никаких действий я не предпринимал. Минувшие два дня я бездарно тратил время в трактире в паре домов отсюда. Ну, и гулять пару раз вдоль проезжей дороги выбирался, чтобы совсем уж не захворать от безделья.
— Понимаю, — действительно с пониманием кивнул Петр Иванович. — Однако в таком случае могу расстроить вас. Мне совершенно нечего предъявить Руфине Модестовне кроме наших домыслов. Никаких улик, никаких показаний свидетелей — в деле нет ничего такого, что оказалось бы достаточным для ее признания.
