ЕСЛИ РЕБЕНКА МОЖНО ЗАСТАВИТЬ УЧИТЬСЯ, НЕ ОБЪЯСНЯЯ, ЗАЧЕМ ЕМУ ЭТО НАДО (И ОН ПОДЧИНИТСЯ, ПРИЗНАВАЯ ГЛАВЕНСТВО НАД СОБОЙ ВЗРОСЛОГО И ЕГО ТРЕБОВАНИЙ), ТО ВЗРОСЛЫЙ ЧЕЛОВЕК НЕ СТАНЕТ УСВАИВАТЬ НОВЫЙ МАТЕРИАЛ, ПОКА НЕ ПОЙМЕТ, ЗАЧЕМ ЕМУ ЭТО НУЖНО.
Оглядываюсь на свои школьные годы и понимаю: с начальной школы я училась «как взрослые».
Через несколько месяцев после того, как я пошла в школу, мой отец стал губернатором Нижегородской области. Это был 1991 год. Область, как и вся страна, переживала тяжелый социально-экономический кризис, вызванный резким переходом к капитализму от планового хозяйства.
САМЫМ БОЛЕЗНЕННЫМ ДЛЯ НАСЕЛЕНИЯ БЫЛА ГАЛОПИРУЮЩАЯ ИНФЛЯЦИЯ, ПОСЛЕ ТОГО КАК ОТПУСТИЛИ ЦЕНЫ. В ОБЛАСТИ ХРОНИЧЕСКИ НЕ ХВАТАЛО НАЛИЧНЫХ ДЕНЕГ.
Правительство опасалось увеличения денежной массы из-за угрозы дальнейшего раскручивания инфляционной спирали. Нижегородская область хотела решить проблему нехватки наличности через выпуск облигационного займа. Минфин России пошел навстречу и зарегистрировал проспект эмиссии областного займа в 1992 году. Эти ценные бумаги получили двойное название – «потребительские казначейские билеты» и «облигации Государственного займа Нижегородской области». В народе они более известны как «немцовки». В конце 1992 года «немцовками» рассчитывались на автозаправках, в том числе и автобусов, потому что ежедневная заправка бензином требовала большого потока наличности. Такой механизм существовал около трех месяцев, позже проблему с наличными деньгами удалось разрешить. С марта 1993 года «немцовки» стали использоваться как облигации 1-го Нижегородского областного займа.
Еще одной проблемой был кадровый голод: мало кто понимал, как управлять по-новому, а главное – как грамотно проводить приватизацию. Отец пригласил иностранных консультантов. В регионе высадился десант американских и европейских консультантов. Они работали на Международную финансовую корпорацию (IFC), сестринскую организацию Всемирного банка, мандат которой – работать с частными предприятиями в развивавшихся странах и создавать рынок для потенциальных инвесторов. Но в Нижнем и в России в целом не было никакого частного сектора, его только предстояло создать. И команда IFC стала разрабатывать реформы совместно с администрацией Нижегородской области.
Главным был Энтони Дорон (все звали его Тони), англичанин, не знавший ни одного слова по-русски, но работавший до этого в Польше и имевший опыт приватизации. Моим любимчиком был Алан Бигман, очень молодой задорный американец, блестяще говоривший по-русски. Он владел сленгом и распевал частушки. Его любили все, даже бабушки в колхозах. Он действительно был одаренным человеком, выпускником Йеля, и умел общаться со всеми. В какой-то момент отец даже назначил его на официальную должность в администрации Нижегородской области. Еще была суперактивная Гретчен Вилсон, настоящая американка из провинциального штата Кентукки. Кстати, Гретчен надолго задержалась в Нижнем, она стала управляющей Балахнинского бумкомбината. Она очень волновалась о моем образовании и даже подала идею отправить меня в летний лагерь в США (об этой поездке я расскажу отдельно). Да и спустя много лет Гретчен не теряет надежду, что я поступлю в магистратуру хорошего американского университета.
В Нижегородской области они помогли провести несколько реформ, в том числе первую в России малую приватизацию в 1992 году (аукционы по продаже магазинов и служб быта), а также приватизацию грузового автотранспорта. Есть фотография: на площади перед Нижегородской ярмаркой выставили десятки грузовиков для продажи с аукциона. Противодействие этой реформе было беспрецедентным: государственное предприятие противилось всеми возможными методами. Но аукцион был нужен, централизованная логистика не справлялась со снабжением вновь возникших частных магазинов.
В 1993 году в Нижегородской области впервые была проведена земельная реформа. Программа «ЗеРНО» (Земельная Реформа Нижегородской Области) реорганизовала колхозы и совхозы и позволила создать первые фермерские хозяйства. Прошло больше двадцати лет – многие хозяйства до сих пор живут и процветают. Более того, именно программа «ЗеРНО» стала прообразом федеральной программы приватизации земли.
Если вы почитаете российские и зарубежные газеты того времени, то найдете бесчисленное множество заметок о реформах в Нижнем. В период с 1993 по 1994 год в Нижний с визитами приезжали премьер-министры Великобритании Маргарет Тэтчер и Джон Мейджор и даже актер Ричард Гир.
После того как отец стал губернатором, мы переехали жить на государственную дачу в Зеленый город. Юридически он считается частью Нижнего Новгорода, но территориально его от границы Нижнего отделяют несколько деревень и около пятнадцати километров дороги.
Госдачи были чем-то вроде нижегородской Рублевки – по статусу, но не по уровню комфорта. Они представляли из себя деревянные дома в сосновом бору. Конечно, благоустроенные, но по нынешним меркам российских чиновников вполне аскетичные. Просто в них жили первые секретари обкома и прочие представители советской номенклатуры – так было принято. Кстати, на нашей госдаче изначально жил летчик Валерий Чкалов.
И если уж в нашу маленькую квартирку на Могилевича отец приглашал в гости всех знакомых, то на гораздо более просторную дачу он звал гостей при первой возможности. Все иностранные консультанты, так или иначе, бывали у нас. Некоторые из них говорили по-русски, большинство – нет. Для отца не существовало языкового барьера: он знал английский.
А я вдруг ощутила, что не понимаю разговоров отца с его гостями! Значит, и мне нужен английский язык! У меня появилась мотивация. Рядом с нашей школой стоял Дворец пионеров. В нем открылись курсы английского – в отличие от школьной программы язык на курсах преподавали не по идеологизированному учебнику Старкова. Там рассказывали про культуру англоязычных стран и праздники: День святого Валентина, Хэллоуин – это оказалось весело и интересно. Я по-настоящему втянулась – и начала учить язык с азартом.
С другими предметами тоже было плохо ровно до тех пор, пока я не понимала, зачем они нужны. Класса до восьмого меня преследовал экзистенциальный ужас перед ответами у доски, контрольными работами и диктантами. Я буквально молилась, чтоб меня не заставили это делать. Был и страх сделать ошибку. Я писала диктант – а потом сверяла свой текст с текстом соседа по парте, отличника Саши Басалина. Но моя история – пример того, что человек может меняться с возрастом, и меняться сильно. Сейчас я абсолютно не боюсь ни сделать ошибку, ни выступать публично, ни чего-то не знать.
ДУМАЮ, МОЯ НЕУВЕРЕННОСТЬ БЫЛА СВЯЗАНА ЕЩЕ И С СИСТЕМОЙ ОБРАЗОВАНИЯ – НЕГИБКОЙ И АВТОРИТАРНОЙ.
Самой жесткой из всех была учительница русского языка и литературы Ирина Борисовна. Она была прекрасным педагогом, но наводила на всех ужас – кажется, не только на школьников, но и на учителей.
Напомню: я тогда ужасно боялась сделать что-то не так и оказаться в центре внимания. Но, видимо, любая жесткость действует на человека до определенного момента. Можно давить и давить – и когда-то пружина разожмется.
