— Ты не умничай, давай лучше молока гостю налей. Ты, Степан, — сказал он к Домрачёву, — давно молочка парного не пробовал?
— Парного? — задумался Степан Фёдорович, сжимая в кулаке блин с творогом. — Топлёное, что ли?
— Вот вишь? — улыбаясь, обратился Гена к жене. — Человек молока парного не пробовал никогда, а ты за рыбалку всё.
Нина скорчила жалобную мину и полезла в шкаф за молоком в стеклянной банке. Налив его в кружку и поставив её возле Домрачёва, хозяйка с участием спросила его:
— Вам как спалось? Ничего?
— Замечательно, — с набитым ртом сказал он. — Давненько я так хорошо не спал. — А то ж, — загордилась Нина. — У меня, знаете, сестра летом приезжает. Пообедаем, бывает, она пойдёт, присядет, посидит минуток пять, и я уж слышу — закемарила, — заулыбалась она. — Воздух здесь другой, еда другая. Сестра говорит, только бы и спала.
Домрачёв закивал, но что сказать, не нашёлся.
— Как вам блинчики? Молочко?
— Очень вкусно, — широко улыбался он, набив щёки, как хомяк. Творог чуть не выпадал из его рта.
— Это ж домашнее всё: и творог, и молоко, — хвалилась хозяйка.
— Ого, — сказал Домрачёв, изобразив удивление.
— Кстати, Ген, — обратилась Нина к мужу, — колодец-то у нас сегодня подмёрз. Так что ты подумай, куда гостя в такую погоду ведёшь.
— Да ничего. Мы ему тулупчик выдадим, валенки — и только в путь, — Гена, смеясь, похлопал гостя по плечу.
Домрачёв тоже засмеялся, с трудом удерживая во рту комочки творога. Он доверил свою судьбу в руки Гены и Нины. «Кто из них спор выиграет, — думал он, — воле того и подчинюсь».
— Мы на «Газели» доедем, да, Степан? Да и мужики там всё притоптали уже. Нормально всё.
— Кто ж в такую погоду на рыбалку ходит?
— Ну хватит, а! — вскрикнул Гена, широко расставив руки. — Заладила! Кто ходит, кто ходит? Какая разница, кто? Главное, что мы ходим. Вот и всё. Я тебе здесь не отпрашиваюсь, а констатирую факт — мы со Степаном идём на рыбалку!
— Привет, дочь, — обратился он к Кате, заносившей в кухню сумку с продуктами.
Лицо у неё было красное, дыхание — тяжёлое. Она была одета в плотный отцовский пуховик. Домрачёв на неё внимания не обратил, а только лишь подумал: «Пойду, значит, на рыбалку».
— На рыбалку идёте? — наивно спросила Катя отца. — Смотри, там мороз крепкий, — предупредила она.
Нина испуганно перевела взгляд на окно.
— Спасибо, — вздохнув, Гена обратился к дочери.
Домрачёву стало крайне неуютно, и он заёрзал на стуле.
— Спасибо, Кать. Буду иметь в виду. На улице холодно — хорошо. Хо-ро-шо. Вы с матерью прямо метеорологи.
— Ген, ну всё, разогнался, — вступилась за дочь Нина. — Чего ты огрызаешься на дочь? Совсем уже?
— Ладно-ладно, прости, Кать — вспылил, — опустив голову, раскаялся Гена.
— Мир сошёл с ума, — заулыбалась Катя.
— Ну, сядь, покушай чего-нибудь, — успокоившись, пригласил её к столу отец. — Куда мне? Завтракала уже.
— Ну просто сядь тогда — посиди.
Катя села и заглянула в глаза Домрачёву. Он, поймав её взгляд, тотчас спрятал свой в тарелке.
— А вы в дом-то ещё не ходили? — вежливо обратилась Катя к Степану Фёдоровичу, и он поперхнулся творогом.
Кашлять он застеснялся, потому его глаза округлились, посерели, лицо покраснело. Он несколько раз манерно кашлянул в кулак и принялся отвечать сдавленным голосом: — Вечером думал заглянуть.
— Это бывает опасно: вечером лазают.
— Ну, ты, Кать, не утрируй, — обратился к ней отец.
— Нет, ну а что? Не так? Только, вон, позавчера лазали.
— Да там уж брать нечего, — сказал Гена.
— Есть кого за это благодарить, — ядовито сказал Катя, не сводя глаз со Степана Фёдоровича.
— Кать, — одёрнула её мать.
Катя виновато опустила голову и стала набирать воздух, чтобы что-то сказать, но заговорил Домрачёв:
— Оно-то всё понятно, — со знанием дела закачал он головой. — Лазают и будут лазать. Вопрос в другом: куда смотрит общественность?
Катя невольно открыла рот и подняла брови, глядя на Степана Фёдоровича. Он размахивал вилкой, как коммунистический лидер — пятернёй за трибуной. Нина этот Катин взгляд заметила и, побоявшись, что дочь нагрубит, быстро обратилась к Домрачёву:
— А вы когда в последний раз были у дяди?
— Ох, давно-о-о-о, — протянул он, сощурив глаза. — В детстве ещё.
— Даже так? — удивилась хозяйка. — Так мы с вами, небось, детьми дружили. А, Ген, — обратилась она к мужу, — не помнишь?
— Почём же мне всё помнить? — он хмуро смотрел на Степана Фёдоровича.
Чувство, которое испытывала Катя к гостю, стало постепенно передаваться Гене. — А я вас будто бы помню ребёнком, — с деланным задором сказала Нина. — Это вряд ли, — стеснительно улыбнулся Домрачёв. — Я ребёнок был замкнутый: не общался со сверстниками.
— Кстати говоря, Степан, — обратился к нему Гена, почесав затылок, — раз мы за дядю Жору заговорили. Ты мне скажи: тебя на могилку-то свозить? Хоть попроведаешь старика.
— Когда? Мы же на рыбалку, — сказал Домрачёв, будто они собирались ехать не на рыбалку, а на миссию по спасению человечества.
— Ну что тебе рыбалка? — возмутился Гена. — Упёрлась? Съездим на кладбище, а потом и на рыбалку поспеем. Дядька ж, как-никак, родной.
— И я б съездила проведать, — скромно вмешалась Катя.
— Да я ж всеми руками за! — помешкав, выпалил Степан Фёдорович. — Я просто думал, может, тебе, Ген, срочно надо, на рыбалку-то.
— Какая же срочность? — спросила Нина и замахала полотенцем. — Этому, — взглянула она на мужа, — в голову как взбредёт фигня всякая. Никакой срочности, Степан Фёдорович. Съездите, в самом деле, дядьку-то уважьте. — Конечно, съездим, — убедительно сказал Домрачёв и почесал свои усы. — Тогда собирайтесь, — сказала Катя, вставая из-за стола. — Я-то уже одета.
Гена погрузил в «Газель» рыболовные снасти, складные стулья и сумку с едой, захлопнул двери и подошёл к Степану Фёдоровичу, стоявшему возле капота.
— Куришь, Степан? — спросил он.
— Не шибко, — ответил Домрачёв. — Иногда, бывает, когда выпью или когда стресс какой.
— Ну вот, закури тогда, на, — Гена протянул гостю сигарету, и он засунул её в заросли своих усов.
— Зажигалки-то не будет? — стеснительно спросил Степан Фёдорович у дымящего Гены.
— Ах, задумался, — затараторил Гена и стал стучать себе по карманам. — На, — протянул он спичечный коробок Домрачёву.
Тот, прежде сломав две спички, закурил и мечтательно загляделся на сосновые деревья, выстроившиеся стеной у горизонта. Набирал полные щёки табачного дыма и томно выпускал его. — Хорош тулуп, — похвалил Степан Фёдорович выданное ему снаряжение. — А то ж, — безучастно произнёс Гена. Выбросив сигарету, он заговорил с нарастающей живостью. — Одета она уже! Ну конечно! Сколько же ждать можно!
