Раздобревший от водки Степан Фёдорович цокнул языком, завёл машину и снова стал трогаться. Мотор громко рычал, педаль газа была едва не прижата к полу, а «Газель» отчего-то стояла на месте, выпуская в воздух клубы переработанного топлива.
— Чего такое? — с волнением спросил Гена.
— Не пойму, — растерянно сказал Домрачёв, проверяя ручник.
Послушав рык мотора ещё недолго, он заглушил машину, поставил её на ручной тормоз и вышел из кабины. Подойдя к кузову «Газели», он вскрикнул, колени его затряслись.
Два задних колеса висели над обрывом, а задние дверки, вмявшись, ровно по стыку упирались в рослую сосну. Как и всегда в чрезвычайных ситуациях, Домрачёв стал напряжённо думать. Хмель вышел из его головы.
— Чего там?! — прервал Генин крик его рассуждения.
— Да ничего. Эвакуатор надо звать.
— Чего-о-о? — протянул Гена, быстро вылезая из машины.
Он подбежал к Домрачёву и, увидев вмявшиеся дверцы «Газели», схватился за голову.
— Как же ты так, Степан? — слезливым голосом заговорил Гена.
Степан Фёдорович хмуро молчал.
— Тоже молодец: нашёл, где машину ставить, — отчаянно размахивал руками Гена. — Как же ты додумался до такого? — не прекращал он нападки на Домрачёва. — А? Как? — вскрикнул он, не дождавшись ответа.
— Не знаю! — несдержанно крикнул Домрачёв. — Не знаю я! Ты давай не ори, а предлагай, что делать будем. Эвакуатор надо вызывать. Есть у тебя номер?
— Какой номер, Степан? У меня телефона-то нет, а ты за номер.
— Телефона нет? — удивился Домрачёв.
— Нет, нет.
— Так. А наизусть чей-нибудь номер помнишь? — холодно расспрашивал Степан Фёдорович.
— Нинкин разве что. Да Катькин.
— Давай диктуй, — сказал Домрачёв, достав свой телефон из кармана.
Гена продиктовал номер Нины. Степан Фёдорович вслушивался в гудки.
— Далеко мы от дома? — между делом обратился он к Гене.
— Может, восемь килóметров. Десять максимум.
— Плохо, — сказал Домрачёв и бросил трубку.
— Чего? — с круглыми от страха глазами спросил Гена.
— Не берёт. Давай Катерины номер.
— Чего ж ты так сбросил быстро? Ещё набери. Дай-ка, — когда тот ещё раз набрал Нине, Гена нетерпеливо вырвал телефон из рук Домрачёва и стал слушать гудки. — Ну чего ты? Глухая, что ли? Отвечай давай, — пританцовывая, отчитывал жену Гена.
— Не берёт? — спросил Домрачёв.
— Не берёт, — ответил Гена, нажимая на кнопку сброса. — Катьке тогда набирай давай. На-ка сам, — Гена отдал Домрачёву телефон и продиктовал. — Идут гудки? — взволнованно спросил он, когда Степан Фёдорович приложил телефон к уху. — Идут? — переспросил Гена.
— Да погоди ты! — нетерпеливо буркнул Домрачёв и выругался.
Он отнял телефон от уха, посмотрел на экран и опустил руки. — Чего? — исподлобья взглянул на него Гена.
— Ничего. Пешком пойдём. Телефон сдох, — ответил Домрачёв.
— Ёб!.. — Гена хлопнул себя по лбу и, напрягая пальцы, потёр сухой ладонью о щетину.
— Вдоль дороги пойдём. Подберёт кто, поди, — сказал Домрачёв.
— Да кто ж подберёт? Все поуезжали давно. По озеру пойдём. Так короче. За два — три часа дойдём. Вот ты, конечно, устроил нам приключения, Степан, — гневно добавил Гена.
— Да чего Степан? Чего Степан-то? — оборонялся Домрачёв. — Я специально, что ли? Чужую машину-то угрохал? Специально, да? Делать мне нечего: месяц теперь на один только её ремонт работать! Порыбалили зато, Ген. Окуньков зато наловили, вон. И так тошно, а ты ещё тут… — Ну ладно, ладно, — смягчился и захлопал Домрачёва по плечу Гена, — пойдём давай, пока не окоченели.
Домрачёв залез в салон и взял оттуда пакет с уловом.
— Да оставь ты, — сказал Гена, увидев, за чем лазил Степан Фёдорович.
— Чего ж мы, с пустыми руками придём?
— Ну, возьми, возьми.
Они ступили на озеро.
— Угонят же, блин, — взволнованно сказал Степан Фёдорович и остановился.
— Прям уж угонят, — просипел Гена и тоже остановился. — Пойдём давай. Ты с ключом на ней уехать не можешь, а кто-то без угонит? Так, что ли?
— А может, прицепят да увезут? — удовлетворившись его доводом, Домрачёв всё же решил успокоить себя на все сто.
— Надо оно? Ночью никто тут не ездит. А мы поутру Егорку возьмём да отбуксируем. Нормально всё, Степан, не переживай. Ты отнесись к этому как к приключению. Хорошо ж на старости лет костями тряхнуть? — успокаивающе улыбаясь, обратился к Домрачёву Гена и пошёл.
Степан Фёдорович пошёл за ним.
— На старости, — передразнил Домрачёв. — Прям уж. Мы с тобой, Ген, в самом расцвете сил.
— Ну вот, тем более: приключения нам полезны.
— И то верно, — счастливо улыбнулся Степан Фёдорович и прощупал через пакет замёрзшие тельца рыбёшек, а закончив учёт, мечтательно задрал голову и добавил: — Уж стемнело почти.
— Хорошая ночка будет, — сказал Гена, — морозная.
Как лёд на водоёмах в крепкие бесснежные морозы чист и прозрачен, так и ночное небо в те же дни чисто и прозрачно. Первые звёзды на востоке часто облепили небосвод. Худющий месяц острым серпом висел над далёкими огоньками села. Редкие перьевые облака на ещё голубо-жёлтом западе выглядели как метёлки, смывающие с небесного лица день, свет и грязь. Всё было отчётливо тем вечером. Снег под ногами скрипел чеканно, звёзды светили непривычно ярким молочным блеском, чистота неба позволяла разглядеть очертания теневой стороны луны, а её месяц выглядел как сквозное отверстие в стене тёмного помещения. Домрачёв с задранной головой и оголённой шеей мокрыми от радости глазами смотрел на небо и невольно улыбался. На усах его висели маленькие сосульки. Гена, сунув руки в карманы и сгорбив спину, прятал подбородок в дутом пуховике и смотрел под ноги. Когда он увидел дыру от чьего-то бура во льду, он обратился к Домрачёву, бубня себе под нос:
— Под ноги смотри.
— Никогда ещё таких звёзд не видел, — сказал Степан Фёдорович, опустив голову. — Ещё бы: небо чистое, свет в домах слабый. Хорошо на родину вернуться?
— Мягко сказано, — закивал Домрачёв. — Где ж я был всё это время?
— Остался б здесь жить? — спросил Гена.
— Да куда ж мне? — вздохнув, отвечал Степан Фёдорович. — У меня же квартира, работа, семья, в конце концов.
— Я ж не о том, — сказал Гена. — Вот не было б ничего этого у тебя и мог бы ты выбрать, где жить: тут или в Рязани своей — что б ты выбрал?
— Везде ж свои плюсы и минусы. Не знаю, Ген, если честно. Тут хорошо, красиво. Спокойно, главное. Но скучно ж, поди?
