У Степана Фёдоровича не было сил ответить. Он ощущал острую боль в голове, в районе бровей. К горлу подступала изжога, глаза слезились и болели от блестящего на солнце снега. Домрачёв мог бы услышать стук собственного сердца, не отключись его сознание: он тупо смотрел на пейзаж за окном, раскрыв рот, и не мог ни о чём думать. Деньги, ответственность, осуждение — ни одна мысль об этих вещах не посетила Домрачёва. Он чувствовал лишь страх.
Машина остановилась: Степана Фёдоровича дёрнуло вперёд. Егор открыл дверь, вышел из «Лады» и медленно, засунув руки в карманы, пошёл к месту, где ещё вчера видел «Газель». Домрачёв, пристёгнутый, сидел на месте и смотрел на Егора. Что-то укололо Степана в сердце, и он сипло заскулил. Постепенно его стоны делались отчётливее, громче. Лицо Домрачёва исказилось гримасой ужаса и отчаяния и стало намокать от неожиданно хлынувших слёз. Плечи вздымались и опускались, расшатывая машину Егора. Руки перестали получать команды от мозга и двигались только лишь из-за трясущихся плеч. Изображение расплылось: Домрачёв не видел ничего, кроме белых шаров и палочек. Потихоньку он начал осознавать безвыходность положения и, жалко взвизгнув, потянул за ручку двери. Он вывалился бы из салона, но повис на ремне безопасности. Отстегнув его, Степан Фёдорович рухнул на землю и, громко крича, зарыдал. Он беспомощно размахивал руками, ногами, катаясь по снегу. То и дело его лицо царапали ледяные крохи, и его кожа горела.
Егор видел, что происходит с Домрачёвым, но не знал, что делать: он озирался по сторонам, удостоверяясь, не видит ли кто. На Степана Фёдоровича ему было жалко смотреть: он ещё никогда не наблюдал такой истерики у взрослого человека. Егор имел представление о том, как можно успокоить девушку или ребёнка, но он даже не смел предположить, как успокоить здорового мужчину, потому, стоя на месте, ждал, когда Степан Фёдорович успокоится сам.
Парню было неловко: он будто чувствовал вину, ему не нравилось, что он оказался втянутым в эту историю. У Егора было предостаточно своих проблем, и он решал их, будучи юношей, самостоятельно, без сторонней помощи. Более того, он никому о них даже не рассказывал, чтобы дорогие сердцу люди не переживали за него. И теперь Егор наблюдал жалкое зрелище: пятидесятилетний мужчина, по собственной тупости потерявший чужую машину, как капризный детсадовец, кубарем катался по земле и выл. Парню сделалось противно. Он даже разозлился. В два маха подойдя к Домрачёву, Егор крепко схватил его за шиворот и попытался поставить хотя бы на колени. Но тело Домрачёва оказалось неподатливым, вялым, как сырое тесто. Тогда Егор яростно крикнул:
— Хватит! Вставай!
Но Степан Фёдорович и не думал подчиняться. Из его рта текла слюна, поэтому он лишь что-то промычал. Тогда Егор дважды хлопнул Степана Фёдоровича ладонью по щеке и ещё громче крикнул:
— Хорош! Не позорься! Сядь!
Он доволок тело до машины и усадил на переднее сиденье. Из багажника Егор достал наполовину заледеневшую белую канистру воды и протянул её Домрачёву:
— На, попей.
Закрыв дверь, парень пошёл к месту происшествия. На земле Егор увидел битое стекло, отдающее бирюзой. Кора сосны, в которую упиралась машина, мелкими кусочками валялась под деревом. Егор подошёл к стволу и приложил к нему ладонь. Достав сигарету, он закурил и опустил голову. Под собой он увидел колею. Проследив за её направлением, он заметил, что на поворотах след от колёс раздваивался. Выбросив только начатую сигарету, он настороженно пошёл по следу и, дойдя до места раздвоения, остановился. Рисунок протекторов разительно отличался. Егор понял, что «Газель» кто-то отбуксировал. Шины буксирующей машины были широкие (шире, чем у «Газели»). Парень предположил, что похититель ездит на внедорожнике. Егор быстро подошёл к своей машине, сел в неё и завёл.
— Куда мы? — проскулил Домрачёв.
— По следам, — недовольно ответил Егор.
Степан Фёдорович не понял, что он имел в виду, но уточнять не стал.
Однако, когда Егор вместо того, чтобы свернуть в Мешково, поехал в другом направлении, Домрачёв приподнялся и, вытерев слёзы, с интересом посмотрел на дорогу.
— Куда мы едем? — спросил он сосредоточенного водителя.
— По следам, — ответил Егор. — Отбуксировал кто-то твою «Газель».
— Это ихние следы? — оживился Домрачёв.
— Да, ихние, — скупо ответил Егор.
— Вычислим? — с надеждой спросил Степан Фёдорович.
— Я бы не обнадёживался, но всё возможно, — сказал Егор.
— Как же они укатили её? Я же на ручник ставил.
— Стекло выбили.
— Ах сволочи! — разозлился Степан Фёдорович. — Теперь ещё стекло вставлять. Сами пусть ставят, гады!
— Не обнадёживайся, говорю, — сурово сказал Егор. Ему нравилось обращаться к Домрачёву на «ты».
— А чего? По следам доедем, — успокаивал себя Степан Фёдорович. Вселившаяся в него надежда полностью завладела им.
— Если до шоссе они не свернут, то не вычислим.
— Почему?
— Смешается всё.
— Там уже по камерам можно будет посмотреть. — Какие камеры, Степан?! — вознегодовал Егор. — Ближайшая тут кило́метров за тридцать висит.
— В полицию надо звонить, — уверенно сказал Домрачёв.
— Не надо. Это из своих кто-то. Подумал, видать, что бесхозная стоит.
— Как же бесхозная? — удивился Степан Фёдорович. — Со вчера только стоит. В полицию надо звонить.
— Не надо, я тебе говорю, — строго сказал Егор. — Полиция вмешается, и можешь забыть о машине своей. Вопрос по-людски решать надо. Самим. Машина твоя? Нет. Хочешь владельца вызывать? Оно тебе надо? И никто тебе из местных навстречу не пойдёт, если полиция вмешается. Уяснил?
— Уяснил, — обиженно ответил Домрачёв.
— Вот и ладно.
— Значит, найдём, раз кто-то из своих угнал? — с надеждой спросил Степан Фёдорович.
— Найдём, найдём, — нехотя ответил Егор.
Егор был против вмешательства полиции по одной причине. В рисунке протекторов буксировщика он узнал шины отцовского уазика. Он понимал, что отец не один на таком ездит. Но тот факт, что Борис знал о бесхозной «Газели», на последнего не работал. Вчера вечером, приехав из «Ирины», Егор рассказал родителям, что случилось на рыбалке у дяди Гены и его гостя. Мать ужаснулась, а отец с сыном посмеялись. Егор сообщил и то, что дядя Гена попросил его следующим утром отбуксировать «Газель». Отец тогда ещё недолго посидел и пошёл спать. Когда Егор проснулся, его не было. Мать сказала, что он ещё на рассвете на рыбалку уехал. Егор тогда этому значения не придал: отец любил порыбачить. Но теперь парень складывал у себя в голове факты, и ему делалось противно. Егор вспомнил, с какой ненавистью отец отреагировал на приезд Домрачёва, прибавил к этому отъезд родителя на рыбалку (он очень редко ездил рыбачить два дня подряд), добавил и то, что отец знал о бесхозной «Газели», — картина для парня прояснилась. Но выкладывать свои догадки Степану Фёдоровичу он не спешил. Не стыковалось лишь одно: почему следы ведут на шоссе. «У кого отец решил спрятать её?» — думал Егор.
