К дому Бухаровых Егор подъезжал медленно, нехотя. Их дом, успевший стать за последнее время родным, теперь раздражал и даже пугал его. Когда машина остановилась, он физически не мог из неё выбраться. Его будто приклеили к сиденью. Он смотрел на отца. Тот был спокоен, холоден, самоуверен.
— Ну, пойдём? — просипел Егор.
— Пойдём. Чего ж сидеть? — ответил Борис.
Пока Егор не открыл свою дверь, Борис даже и не думал шевелиться. Но, как только сын оказался на улице, отец лениво потянул за ручку двери и вылез из машины.
Сын шёл впереди, постоянно оглядываясь на отца. Егор боялся каждого скрипа ботинок. Борис не спешил за сыном.
Когда они вошли в сени, отец громко крикнул:
— Здрасте, хозяева́!
Егора бросило в жар от его слов. Возле них выросла переполошённая Нина, а в кухне кто-то жалобно завыл.
— Заходите, заходите, — затараторила она, взволнованно поглядывая на Егора в поисках ответа на мучавший её вопрос. Но выражение его лица никак не хотело помогать хозяйке с разгадкой. Он прятал взгляд в пол.
— Поднял шума при́дурок мой, да? — спокойно, с лёгкими нотками недовольства, обратился Борис к Нине, стягивая сапоги. — Ой, да какой там шум? — Нина махнула рукой и тоже спрятала взгляд. — Ты проходи, Борь.
— Пройду, пройду, куда денусь.
Борис вошёл в кухню за Ниной. За ними семенил Егор. Когда Лида увидела мужа, она сразу уткнула лицо в ладони и замотала головой. Катя сорвалась с места и подошла к Егору, хищно поглядывая на Бориса. Борис же с надменной ухмылкой посмотрел на сына и сказал:
— Ну, чего молчишь? Бери слово, следопыт.
Егор в одно мгновение покраснел. В его горле снова что-то сжалось, глаза заслезились. Домрачёв почувствовал волнение своего напарника и поставил кружку, из которой выплеснулся чай, на стол.
— А дядя Гена где? — полушёпотом обратился Егор к Нине.
— Лежит — приболел, не трогайте его, — она выжидающе смотрела на парня. — Ну, давайте присядем, что ли, — он попытался вселить спокойствие в души окружающих, но у него ничего не вышло.
Все, как оловянные солдатики, прямо прошагали к сиденьям. Один Борис остался стоять и смотреть на всех с высоты своего роста.
Когда все сели, Егор отхлебнул Домрачёвского чая и, положив руки на стол, нервно, но тихо заговорил:
— Прежде всего я хочу попросить у всех вас прощения за то, что переполошил.
Домрачёв испуганно взглянул на Егора.
— Не думал я, что все так заволнуются… — Егор запнулся, взглянув на мать. — Мам, ну всё, заканчивай.
Он с силой оттянул её ладони от мокрого лица и погладил по голове. Та дважды шмыгнула носом и утвердительно закачала головой, давая понять окружающим, что она в порядке.
— Давайте, что ли, для ясности озвучим ход событий, — отчеканил Егор и, надув щёки, уставился в стол.
Побарабанив пальцами по липкой клеёнке, он поднял голову и крикнул:
— Дядь Ген!
Нина полотенцем хлопнула Егора по плечу и сказала: — Егор, без него. Пусть лежит.
— Ну ладно, ладно, — Егор набрал воздух в лёгкие и на выдохе обратился к Степану Фёдоровичу: — Итак, Степан, вы вчера на рыбалке с дядей Геной напились? Верно?
Домрачёв кивнул. Борис радостно улыбнулся и сложил руки на груди, глядя на сына. Тот почувствовал давящий взгляд отца и повернулся к нему боком, чтобы меньше обращать на него внимание.
— И бросили машину в бору?
Домрачёв вновь закивал.
— Хорошо. Тогда кто, кроме здесь сидевших… сидящих… — Егор посмотрел на отца, — находящихся, знает о брошенной «Газели»?
— Светлана разве что, — неуверенно сказал Домрачёв.
Нина вскочила и заходила кругами.
— Светка растрепала, зараза, — пробормотала она.
Лида посмотрела на Нину в ореоле солнечного света, как на спасителя, и нервно затрясла головой, поглядывая то на мужа, то на сына, то на Домрачёва. — Мама, — буркнула Катя. — Сядь, пожалуйста, а? Давай разберёмся как следует.
— Да-да-да, — виновато затараторила хозяйка и смиренно вернулась на место. — За тётей Светой, что ли, ехать теперь? — обратился к отцу Егор.
— Да погоди ты ехать, — сказала Нина. — Наездишься ещё.
— Тогда давайте дальше.
Силы покидали Егора. Каждое слово давалось ему с невероятным трудом. Катя почувствовала это — она положила свою руку на его колено и дважды сжала его.
— Давайте, давайте, — вздохнул Борис и сел на свободный стул. — Бать, — не вытерпел Егор. — Ну не нагнетай, а? И так тяжело. Чего ты, спокойно посидеть не можешь? Все в таком же положении, как и ты. Неловком. У Степана, вон, вообще машину угнали. Будь ты человеком.
— Я здесь спокойнее всех себя веду, Егорка, — язвительно улыбнулся Борис. — Хотя на меня все вилы наставлены. Так что давай, продолжай свою шарманку — я послушаю.
— Ну право, Борь, — заговорила Нина, — ты не думай, что мы тебя в чём-то обвиняем. Нам самим, знаешь, неприятно в этом возиться. Нам бы просто разобраться, что к чему, и спокойно разойтись.
— Давайте, — Борис указал рукой на сына и одобрительно наклонил голову.
Егор вздохнул и вновь обратился к Степану Фёдоровичу:
— То есть, кроме здесь присутствующих и Светланы, никто про брошенную «Газель» не знает?
— Выходит, так, — согласился Домрачёв. — Но, может, она кому сказала.
— Я ж и говорю, — встревожилась Нина, — Светка растрепала.
В кухню медленно вошёл Гена.
— Мам! — громко и укоризненно сказала Катя. — Ты либо чего дельное говори, либо молчи. — Ладно, бать, — сказал Егор, взглянув на севшего Гену, — давай так… Давай, положа руку на сердце, скажи… Только честно. Ты «Газель» увёл?
— Нет, — уверенно сказал Борис.
— Чем докажешь? — спросил отца сын.
— Тем, что сын у меня идиот. Достаточно?
— Ну Борис Юрьевич, ну правда, не усугубляйте, — заговорила Катя. — Если вы и впрямь не брали, то помогите хоть найти её. Если взяли — отдайте: никто вас не осудит. Но всё действительно указывает на вас. Загладьте вину, может, хоть в наших глазах: помогите найти. — А Нобелевскую премию мне ему не выписать? — улыбнулся Борис, посмотрев на Домрачёва.
Тот смущённо отвёл взгляд.
— Их не выписывают, — уточнил Степан Фёдорович.
— Да хоть выкакивают! — Борис сильно разозлился. — Вы, ребята, кажется, совсем оборзели. Вырвали меня с рыбалки, обвиняете в краже на основании подозрений малолетнего при́дурка, ещё и просите с незнакомым человеком, которого я и знать не хочу, возиться, как с ребёнком, и искать его игрушку, которую он потерял, нажравшись как свинья. Вы в своём уме? Ген, хоть ты объясни людям, а?
