Буковски, кто же еще!
– Можно предложить тебе немножко ласки? – обращается ко мне короткошерстный американец.
Кем он себя вообразил? Равным мне? В любом случае, я еще не забыла Пифагора. Это и есть, должно быть, психологическая скорбь.
– Ну, ты как? – не отстает Буковски.
Я даже не удостаиваю его ответом.
Он и я?
Даже если я истоскуюсь по «ласкам», то не у этого молодчика стану искать утешения.
Я – кошка с принципами.
Любовь с теми, кто сжирает моих друзей, для меня исключена.
Отвергнутый Буковски принимается за Эсмеральду, та его не отвергает, а соглашается, по крайней мере, с ним поболтать.
Если эта парочка примется размножаться, я буду рвать и метать.
Ну вот, он все испортил, теперь я снова буду думать о Пифагоре.
Как бы мне хотелось, чтобы он был рядом со мной, чтобы мы вместе отпраздновали победу!
Праздник в разгаре. Я возвращаюсь к своему бокалу с шампанским и снова лакаю.
Мне не дает покоя один вопрос. Теперь, когда все возвращается в привычное русло, я должна буду снова пойти своим путем. Я не забыла о своем пророческом призвании. Смогу ли я после Авраама, Моисея, Заратустры, Будды, Иисуса стать пророчицей, достойной этого имени?
18. Три Христа из Ипсиланти
Психолог Милтон Рокич увлекался вопросами идентичности. 1 июля 1959 г. он придумал оригинальный эксперимент: собрать в психиатрической клинике городка Ипсиланти, штат Мичиган, троих пациентов с шизофренией, воображающих себя Иисусом Христом. Это были:
– Джозеф Кассел, 58 лет, фермер, объявлявший себя Богом;
– Клайд Бенсон, 62 года, служащий, кричавший:
«Я создал Бога»;
– Леон Габор, 38 лет, электрик, просивший называть его Rex, что значит на латыни «царь» (одно из имен Христа).
Милтон Рокич считал, что сама встреча людей, присваивающих себе одну и ту же личность, поколеблет их уверенность.
Разумеется, каждый из троих взволновался из-за присутствия двух других, но при этом сохранил убежденность, что те – самозванцы, а настоящий Иисус – он. Кассел счел остальных безумцами, Бенсон – роботами, Габор – лжецами. Рокич подбивал их на спор, в котором каждый смог бы изложить свои доводы. «В ваших интересах меня боготворить», – говорил Кассел. «Вы просто люди», – доказывал Бенсон. «Я – Всевышний», – утверждал Габор.
Дебаты привели к потасовке.
Через два года после эксперимента каждый из троих «Иисусов» оставался при убеждении, что подлинный Иисус Христос – он, а оба других – самозванцы. Сам Милтон Рокич сожалел о проведенном эксперименте и заявлял, что ни один исследователь не вправе вести себя с пациентами как бог, даже в целях прогресса науки.
Энциклопедия абсолютного и относительного знания.
Том XIV
19. Похмелье
Утро после праздника выдалось безмолвным. Взошедшее солнце освещает спящих прямо на полу людей. Кошки с собаками тоже разлеглись где попало по всему залу заседаний, превращенному в танцевальный зал. Я пытаюсь встать, но от страшной головной боли раз за разом падаю, прежде чем мне удается кое-как удержаться на подкашивающихся лапах.
Дело, вероятно, в количестве выпитого накануне вечером шампанского.
Я добираюсь до распахнутого окна и жадно дышу свежим воздухом.
Потом возвращаюсь и изучаю все картину.
Вот и победа.
Но что-то мешает мне радоваться.
Победа победой, но не благодаря мне.
Никто не признает мою необходимость. Не быть мне царицей. Снова стану обыкновенной кошкой, которую гладит служанка, сидя перед телевизором… Вообще-то я даже до обыкновенной кошки не дотягиваю, будучи иностранкой, принадлежащей даже не гражданке, а резидентке.
Меня пробирает дрожь, я топорщу шерсть.
Гуляю среди простертых тел. Вот Анжело с его новой американской кошечкой, вот Эсмеральда с Буковски. А где Натали?
Постепенно все пробуждаются. Мы умываемся, завтракаем. На экранах мельтешат кадры вчерашней победы и новые прямые репортажи.
Танки доехали до нефтеперерабатывающего завода и заправили свои топливные баки. Теперь они могут продолжать зачистку.
Первыми «зачищены» авеню Нью-Йорка, теперь танки орудуют на более узких улицах.
К немалому моему удивлению, до сих пор сохраняются очаги сопротивления: крысы держат строй, не страшась танковых гусениц. Их быстро сминают, но их упорство производит сильное впечатление, нельзя этого не признать.
Крысы не желают отступать. Их давят танки.
Какая самоуверенность! После вчерашнего они еще на что-то надеются.
Генерал Грант сидит за столом и уплетает за обе щеки завтрак, при этом он не сводит глаз с экрана и время от времени отдает по телефону приказы.
Срочное донесение заставляет его хмуриться. Он хватает пульт и увеличивает изображение на одном из экранов, показывающих передаваемую дроном картинку. На ней неподвижный танк, объятый черным дымом.
Танк окружен крысами.
На башне открывается люк, четверо людей вылезают и пытаются спастись бегством, но грызуны впиваются им в ноги и быстро валят их наземь. Мы наблюдаем снимаемую дроном ужасающую сцену умерщвления танкистов.
Сначала я объясняю эту трагедию поломкой техники, но на еще одном экране можно видеть аналогичную расправу. Дымящийся танк, попытка бегства экипажа, ее плачевный исход.
У меня нехорошее предчувствие.
Дальнейшее подтверждает, что возникла серьезная проблема. Крысы уже нашли средство борьбы с танками.
Дроны с видеокамерами летают вокруг танков, экипажи которых силятся понять, как грызунам удается справляться с ультрасовременными бронированными монстрами.
Генерал Грант уже забыл про еду. Видно, что он не верит своим глазам.
После потери еще двух танков он хватает телефон и сухим тоном отдает приказания.
Дроны начинают показывать отступающие танки. Многие из них замирают на полпути. Из пятисот брошенных в бой танков только половина доезжает невредимой до нашей штаб-квартиры. Из окон второго этажа членам экипажей бросают веревки и поднимают их в здание.
Оружие уцелевших пересчитывают.
Обессиленные, зачастую раненые, они добираются до нашего зала заседаний, где обращаются с донесениями к генералу Гранту. Тот в состоянии чрезвычайной озабоченности начинает объяснять положение Хиллари Клинтон. Президент хмурит лоб, а потом включает сирену для срочного сбора на сто четвертом этаже представителей ста двух общин.
