Нет. Нет-нет.
Костик никогда не узнает, что Владимир ему не родной.
– Через мой труп! – рычит Владимир и сжимает подожженную сигарету в кулаке.
Все притворяются.
Кто-то больше. Кто-то меньше.
Это же ничего не меняет.
* * *
Пустая остановка.
Ни в одну, ни в другую сторону транспорта нет.
Начинает темнеть. Глеб планировал заехать на часок, а в результате просидел весь день у Кати. Так ничего толком и не добился.
Погода портится. Небо затягивают тучи. Вот-вот польет дождь. Холодный ветер терзает высокие сосны.
Глеб отворачивается от ветра и вглядывается в информационное табло. Судя по расписанию, автобус только что ушел, следующий будет через двадцать минут.
Лечебницы для душевнобольных принято строить подальше от города. И желательно в самой глуши. И желательно, чтобы к ним было неудобно добираться.
Общество словно отгораживается от непригодных. Дистанцируется. Под предлогом заботы о пациентах – на таком расстоянии тишина и покой. На самом деле изолирует не вписывающихся в стройные ряды. Да еще контролируют строже, чем уголовников.
Глеб садится на скамейку.
Он в десятый раз прокручивает разговор с Катей, пытается отыскать слова, чтобы оправдаться.
Но.
Она права.
Он трус, предатель и моральный урод. И он сегодня же во всем сознается другу. Поговорит. Покается. Расскажет все как есть. О том, как он сильно любит Аллу. С первой встречи. Уже много лет. И что она его любит. Что ему больно так поступать с единственным верным другом, но он ничего не может поделать.
Катя во всем права.
И лучше пусть Владимир узнает обо всем от него.
Телефон вибрирует.
В сообщении написано: «Пришли данные, перезвони».
В графе «от кого» – подпись Катюшка.
Глеб выбирает перезвонить отправителю, встает и проходится вдоль остановки. Подносит телефон к уху. В трубке слышатся гудки.
– Алло.
– Что там у тебя с телефоном? – Ее голос звучит обеспокоенно. – Сто раз звонила.
Полицейский смотрит на деления сети. Одна полоска.
– Здесь плохо ловит.
Очередной гаденький способ отгородить общество от неугодных соплеменников.
– Слушаю.
Сейчас Катя еще разок скажет какую-нибудь колкость. Съязвит. Да постарается, чтобы получилось пообиднее, побольнее. И только после этого расскажет, что же она узнала.
– Ох. Ну и пациента подбросил ты мне.
Глеб не угадал. Девушка переходит сразу к делу. И у нее на самом деле обеспокоенный голос.
– В смысле?
– Прежде я еще раз спрошу. Ты же понимаешь, что сейчас я тебе сообщу то, что никто не должен узнать? Тем более никто не должен узнать, что это я тебе рассказала.
– Да. Естественно.
В трубке повисает тишина.
Катя сомневается. Она вряд ли ждет, что Глеб сохранит секрет. Доверия к нему ноль. Но, видимо, выбора нет. Видимо, информация чересчур важная, и Катя, мгновение поколебавшись, продолжает.
– Я позвонила, куда надо. Выяснила.
Она вновь замолкает. Видимо, рассуждает, стоит ли говорить. А может, выбирает слова, чтобы как-то дозировать секретные данные и не взболтнуть лишнего.
Глеб сдавливает в пальцах трубку и почти выкрикивает: «Не томи!», но вовремя одумывается и выжидает.
Сейчас ему лучше помолчать.
– Знай, когда ты ушел, я вообще сомневалась. Несмотря на мое отношение к тебе, я позвонила. Позвонила, так как обещала. Но я не собиралась тебе перезванивать. Для собственного спокойствия выполнила обещание. И если бы то, что выяснилось, не было настолько важным. Поверь. Я бы не стала еще раз слушать твой противный голос.
– Понятно. – Глеб держится, скрывает нетерпение. – Но ты все-таки слушаешь мой противный голос. Значит, тебе есть что мне сообщить. Что-то важное.
– Твоя эта девочка, Лилия. Она лечилась у Прокофьева.
Катя интонацией подчеркивает фамилию врача, словно это что-то должно значить.
– Так. И?
– Что так? Я говорю, что сам профессор Прокофьев ею занимался. Ты вообще понимаешь? Сам Прокофьев. Профессор. Понимаешь, что это за человек?
– Нет, – отвечает Глеб. – Какой-то, видимо, знаменитый врач. Из этих. Из ваших.
– Где девочка сейчас?
– Не знаю. А что?
– Она с тобой?
– Нет, говорю же, что не знаю, где она. А в чем дело?
– Профессор не берется за обычные случаи. Я подробностей не смогла узнать, но если Прокофьев лечил, значит, девочка особый случай.
– Что значит особый?
– Не знаю. Неконтролируемая. Или агрессивная. Опасная. Точно знает только тот, кто лечил.
– Она опасна?
– Этого я точно сказать не могу. Но в одном я уверена… Она, твоя Лилия, серьезно больна.
– Чем?
Глеб сам поморщился от своего глупого вопроса. Зачем ему знать, чем именно болеет девушка?
– Судя по тому, какими пациентами занимался профессор, она воспринимает реальность своеобразно.
– Как это?
Глеб опять спрашивает глупость. Он не хотел, вопрос сам вырвался.
– Откуда я знаю? Говорю же, я с ней не встречалась. У всех по-разному. Может, она видит пришельцев, может, привидения.
– Страдает от галлюцинаций?
– Я не врач. Еще раз говорю, я не знаю деталей.
– Ладно. Понял. Что-нибудь еще удалось выяснить?
Катя в очередной раз повторяет, что ей известно только то, что Лилия пациентка профессора. И то, что всю информацию о ее состоянии тщательно скрывают. К этой девочке не допускали никого. Карту видел только сам Прокофьев.
– Так. Хорошо. А как мне с ним поговорить?
– С профессором?
– Да.
– Уже никак. Он пару лет назад умер.
Катя говорит, что профессор покончил с собой. Не выдержал. Повесился у себя на даче. Она говорит, что если бы Глеб поменьше врал всем окружающим и побольше интересовался бы жизнью родного города, то слышал бы о смерти профессора.
– Громкое событие. Город на ушах стоял. Очень известный был врач.
– Тогда с кем мне поговорить, чтобы…
– Забудь. Ни с кем. Данные об этой пациентке засекречены, и ты нигде их не добудешь. Даже если твое руководство подключится.
– Тогда что мне делать?
