Городской врач выглядел потрясенным. Он жил тихой и спокойной жизнью, как и все в этих краях, и предположить не мог, что однажды ему придется заштопывать рану короля Дарангвара. «Не забыть наградить его, – подумал Авриль. – Щедро, даже сверх границ».
– Как ты думаешь, – Авриль усмехнулся, и боль ожила, – твой отец введет войска в Дарангвар за покушение на зятя?
Где-то справа кашлянули, и Итан произнес:
– Да, он уже прислал письмовник. Драконий полк готов к вылету, через шесть часов он будет в Ард Феартине.
Авриль представил карту Дарангвара, залитую огнем. О чем, интересно, думал Эдвард, когда утолял свою месть за отца? Да ни о чем он не думал! Наверняка собирался просто убрать дерзкого претендента на престол, который на всю страну назвал его мать шлюхой. Потом он женился бы на Лие и дальше готовился к войне с Проморьем. Все по заветам отца. И он не знал, что Лия в эту минуту выходит замуж за другого.
Нет, не будет никакой войны. Авриль отправился в путь не за тем, чтобы залить Дарангвар кровью.
Итан шагнул вперед – бледный, решительный, не похожий на себя. «Я не хотел ломать его, – с неожиданной нежностью и тоской подумал Авриль. – И все-таки сломал».
– Ваше величество, я понимаю, что момент не самый подходящий, – произнес Итан и вдруг опустился на колени и резким порывистым движением выхватил из ножен саблю. – Но примите мою присягу! Клянусь верно служить вам и вашему дому, клянусь быть защитником и поддержкой вам, вашей жене и наследникам, пока Двое не призовут меня.
Лия смотрела испуганно, словно никогда не видела оружия. Авриль подумал, что момент правильный. Магические раны дрянное дело, от них можно умереть в любую минуту, а Лие, как королеве дома Ворона, понадобится человек, который верен именно ей, а не ее отцу. Он протянул руку, коснулся сабли и кивнул Лие. Она послушно сделала то же самое.
«Тебе в первый раз присягают как королеве», – подумал он, словно Лия могла прочесть его мысли.
– Принимаю вашу присягу, полковник Блэкмур, будьте Первым всадником дома Ворона, – откликнулся Авриль. Каллум наверняка пожалел бы, что мало торжественных словес, но уж как есть. – Счастлив, что мы обрели такого друга, как вы. – Он усмехнулся и добавил: – Жаль, что пока у меня нет земель, которыми я мог бы наградить вас за верность и дружбу.
Когда-то отец говорил: Первые всадники – это не просто твои вассалы. Это те, к кому ты без страха сможешь повернуться спиной. Итан улыбнулся, выпрямился, и Авриль увидел, что полковник будто сбросил с плеч давящий груз.
– Вашей дружбы вполне достаточно, ваше величество, – сказал он.
В дверь постучали – заглянул Стафани. Авриль вдруг подумал, что с хитроумного дахавца сталось бы направить удар из столицы. С такими, как Итан, всегда все ясно – они верны до конца и в ненависти и в любви. А Стафани всегда играет в свою игру на чужом поле.
– Что вам шепчут маленькие рты? – осведомился Авриль. Попробовал сесть; Итан тотчас бросился на помощь, подложил подушку под спину.
Стафани усмехнулся.
– Шепчут, что в столице начинается паника. Представьте, на похоронах короля Малоуна ко всем приходит ваш письмовник. Люди, мягко говоря, потрясены. Проходит два часа – и приходит еще одно послание, от его величества Стиоса. Он объявляет войну Дарангвару за покушение на жизнь его дочери и зятя. Южане, что с них взять! Они режут людей на свадьбах, потому что традиция требует принести жертву Черной матери Глеве, но сами почему-то не любят, когда их дочерей кладут под нож.
– Никто не желает зла народу Дарангвара, – твердо произнес Авриль. – Мне нужен лишь Эдвард – живой, склонивший голову.
Ему хотелось рассмеяться – настолько наивно это прозвучало. Малоун Бренуи добивал умирающего табакеркой, и сын у него вырос ненамного лучше.
– Он не сделает этого, – уверенно заявил Стафани. – Войска приводят в полную боевую готовность, правда, он еще не знает, что среди них так мало верных. Тех, кто готов за него умереть.
Авриль усмехнулся. Ему вдруг сделалось спокойно и весело. Те, кто считал его своей марионеткой, исполняли данное слово. Как в оркувендской борьбе: брали противника под руку и провожали в полет. В случае Авриля, конечно, на трон.
Они удивятся, когда поймут, что он не хочет быть послушной куклой, которая пляшет в чужих руках.
* * *
Утром Рилан обнаружил, что ему принесли новую одежду, которую смело можно было назвать парадной. Рилан оделся, подошел к зеркалу. Молодой человек в щегольском костюме показался ему незнакомцем. По традиции, мужчины Третьего дома носили алые шейные платки, и Рилану на мгновение почудилось, что у молодого человека в зеркале перерезано горло. Он набросил на плечи плащ, богато украшенный золотой вышивкой, давнее чутье на неприятности снова шевельнулось в нем.
Отец что-то задумал. Рилан почувствовал, как в нем начинает подниматься простудная дрожь.
Он спустился в гостиную и увидел Равену. Бледная до синевы, она стояла перед мужем, а Ньют Гранвилл неспешно, со знанием дела расшнуровывал ее платье. Лицо Рилана вспыхнуло, он отвел глаза и спросил:
– Ты уверен, что я должен это видеть?
Отец усмехнулся.
– Обязательно, Свиненыш, а как ты думал? С самого начала и до самого конца. Видишь ли, сьоррен Равена хочет освободить из заключения декана Свена, государственного преступника и бунтаря Робина Хонни, который много лет мутит воду на Севере.
Платье соскользнуло на ковер. Рилан сказал себе: не смотреть – и все равно увидел краем глаза, как раскрылся панцирь корсета, как слетела шелковая бабочка нижней рубашки. Равена подняла руки, прикрывая грудь. Она дрожала – не от стыда, понял Рилан, от гнева и боли. Собака сидела рядом с ней, и было видно, что она хочет защитить хозяйку, но не знает, как это сделать.
– Я, так и быть, освобожу мерзавца, – продолжал отец, потянув завязку панталон. Рилан отвернулся и подумал, что теперь Равена полностью обнажена. – Если сьоррен Равена проедет обнаженной на лошади по всему Каттерику, то встретится со своим воспитателем и наставником. Она согласна. Ты будешь ее сопровождать, потому что мало ли мерзавцев на свете!
– Единственный мерзавец тут это ты, – негромко произнес Рилан. Ему было так стыдно, что глаза заволакивало красным, а в груди начинало жечь.
– Ох, как мы заговорили, – хмыкнул отец. – Я отпускаю государственного преступника, и меня же кроют последними словами. Нечего строить из себя невинность, Свиненыш, повернись. Я же видел, как ты на нее смотришь. Вот и полюбуешься.
Рилан повернулся так, словно в его голову проникла нить кукловода. Равена стояла перед Гранвиллом как белая античная статуя. Рилан посмотрел на нее и увидел в ее глазах лишь мольбу о помощи и защите.
«Я помогу», – подумал он, словно Равена могла его услышать.
Отец улыбнулся.
– Вот и замечательно. Лошади ждут.
