Поперхнувшись, молодой граф умолк.
— Так что намерили-то? — спросил я.
— Триста девяносто, — глухо выдохнул куда-то вниз, в пень, мой собеседник. — Это все, от полной загрузки до нуля. Пятый уровень, а не шестой! Думный Дворянин вместо Окольничьего! Но так же не бывает! — в отчаянии заглянул он мне в глаза.
— Не бывает, — со знанием дела кивнул я.
— А оказывается, бывает!
Я лишь беспомощно развел руками.
— В детстве с кузеном страшилки друг другу рассказывали на ночь, — совершенно убитым голосом проговорил Гурьев. — О злобных духах, которые приходят во тьме и воруют ману. Укусит тебя такой, и из Боярина ты стал Окольничьим. Еще раз укусит — и ты уже Думный Дворянин. Третий раз — скатился до Сотника… Смешно было, а не страшно: понятно же, что выдумки! И вот на тебе…
«Детские сказки они такие… сказки!» — презрительно хмыкнул Фу.
— Да, с духами шутки плохи… — совсем не «в кассу» пробормотал я.
«Сударь, я бы попросил!..» — тут же обидчиво бросил «паук».
— Целительница меня, кстати, спросила, не попадал ли я последнее время под пробой, — заметил молодой граф. — Тоже, что ли, на духов подумала? Только я не попадал…
Пробой? Я некстати вспомнил про «неизвестную гадость», которой грозил мне жандармский лекарь из-за контакта с мимикром. Потерять в лимите — чем не гадость? Надо бы, кстати, свой предел проверить…
«За вашим лимитом я лично слежу, сударь. Не извольте опасаться — он неприкосновенен!» — снова встрял фамильяр.
Что-то его больно много в этом нашем разговоре — тема, что ли, зацепила?
«Могу вообще ничего не говорить!»
«Давайте без крайностей, хорошо?» — попросил я духа.
— Ну, а, может, еще что-то необычное с вами случилось? — ткнул я пальцем в небо — скорее уже лишь для того, чтобы просто поддержать разговор.
— Случилось, — кажется, Гурьев сделался еще мрачнее. И тут же уточнил: — Но то сугубо личное, и к мане касательства не имеет… — он почему-то покосился вдоль аллеи.
Я проследил за его взглядом, но увидел лишь спины удалявшихся в сторону казарм кадетов. Последней шла Муравьева — в этот момент она как раз обернулась.
А, ну да, длинноножка же молодого графа на днях отшила — он об этом, наверное… Лимит маны тут и впрямь ни при чем…
— В общем, даже не знаю, что вам сказать, — пожал я плечами, обращаясь к Гурьеву.
— Вот и я не знаю, — печально вздохнул мой собеседник. — Эх… Ну, спасибо, что выслушали, молодой князь, — проговорил он затем. — И что не обозвали паникером и фантазером, как… Как некоторые. Могу я рассчитывать, что этот разговор останется между нами?
— Разумеется, сударь, — кивнул я.
— И еще одна просьба, если позволите…
— Да?
— Из-за этого военного положения изменилось расписание — сейчас у нас снова «боевка». Я-то думал, будет военная история, там мана особо не нужна… А после утреннего слива я почти пустой… — виновато произнес он. — Не будете вы так любезны одолжить мне сотню мерлинов? — потупившись, выговорил Гурьев. — Не хотелось бы подвести отделение из-за своей немощи… — поспешно пояснил молодой граф. — А у вас, я знаю, запас солидный…
— Без проблем, сударь! — протянул я ему руку.
Две сотни мерлинов — от меня не убудет! — перетекли моему поиздержавшемуся товарищу.
— Не знаю, как вас благодарить, молодой князь! — выдавил дерганую улыбку Гурьев.
— Пустое, — улыбнулся в ответ я. — В конце концов, это же на пользу всему отделению!
— Да, но… Еще раз спасибо!
— Пользуйтесь на здоровье, — благосклонно кивнул я молодому графу.
* * *
Внеочередное занятие по боевым техникам началось с того, что Корнилов вызвал из строя Воронцову и попросил ее продемонстрировать всем стойку, в которой она готовилась начать утреннюю дуэль.
— Прошу прощения, господин есаул, но сейчас при мне нет «бурдюка» — не захватила, — сухо заметил Милана.
— О, не беспокойтесь, молодая графиня, роль вашего холопа охотно сыграю я, — усмехнулся преподаватель.
Пожав плечами, Воронцова сняла китель и засучила левый рукав рубашки. Затем уже знакомым мне приемом спрятала правую кисть, а оголенную руку протянула Юрию Константиновичу. Тот аккуратно взялся за ее тонкое запястье.
— Обратите все внимание! — повернулся затем есаул лицом к классу. — «Бурдюк» расположен так, что щит молодой графини его надежно прикрывает. Да, на дуэльном поединке бить по холопу считается дурным тоном, но случайных попаданий избежать удается не всегда. Ну а в реальном бою ваш «бурдюк» без жалости вынесут при первой же возможности… Насчет правой руки молодой графини, надеюсь, всем все ясно и без пояснений. Единственный допущенный вами недочет, сударыня, — снова посмотрел Корнилов на Милану, — сей перстень, — свободной рукой он указал на серебряную печатку гонщика на пальце девушки. — По-хорошему, перед поединком его следовало бы снять — опытный боец, без сомнения, поступил бы так просто на автомате. Сие же артефакт-маячок. Да, он выдохшийся, но теоретически его возможно подзарядить. В случае дуэли, опять же, сие значения не имеет, но в условиях военных действий враг может им воспользоваться, чтобы вычислить ваше местонахождение — и даже наводить на сигнал маяка свои удары.
Я скептически покосился на свой собственный перстень. Начнется война — не забыть снять!
Хотя, через три дня с ним всяко придется расстаться — перстень гонщика же носится всего неделю в году…
— Но, как я уже сказал, применительно к дуэльному поединку сие несущественно, — заявил тем временем Юрий Константинович. — А посему, за образцовую изготовку на ристалище молодая графиня получает от меня дюжину призовых баллов!
— Благодарю, господин есаул, — кивнула Воронцова.
— Одевайтесь, сударыня, и возвращайтесь в строй, — велел ей Корнилов. — Что касается вас, молодой князь, — повернулся он затем ко мне, — то увы, ничего выдающегося вы продемонстрировать не успели. Но сам факт выхода на смертный поединок, конечно же, заслуживает уважения. Шесть баллов — ваши!
— Благодарю, господин есаул, — равнодушно поклонился я.
Вру. Не совсем равнодушно. Крохотный эмоциональный червячок где-то внутри у меня все же шевельнулся: Иванку я снова опережал, а «жандармы» не дали себя догнать «воронцовцам». Пустяк, а приятно.
— Я не случайно обратил ваше внимание на маячок молодой графини, — заявил преподаватель, когда Милана снова заняла свое место на правом фланге курса. — Тема нашего сегодняшнего занятия — маскировка или, как называют сию технику в обиходе, отведение глаз. Сперва несколько слов скучной теории. Маскировка не делает вас абсолютным невидимкой или, тем паче, бесплотным духом. Она именно что отводит глаза, равно как и прочие органы чувств, вашему окружению. Посему проще всего спрятаться от черни — представитель подлого сословия вас не узрит — постарается даже не смотреть в вашу сторону — не услышит, как бы громко вы ни говорили (конечно, кроме случая, когда вы сами пожелаете быть услышанным) — и, извините, не учует — если утром вы вдруг забыли принять душ или отведали за обедом горохового супа.
