– Посиди покуда!
Вернувшись в гостиную, Валера успокаивающе кивнул:
– Устал мой приятель, вот и звереет. Вы говорили, что у вас есть дети. Почему же не обратились за помощью к ним?
Иван Поликарпович улыбнулся.
– Не хотел напрягать, думал, выкручусь. У них самих проблем хватает, работа, дети.
– То есть их дети – ваши внуки. Сколько же их?
– Шестеро. Трое внучат, трое внучек.
– О-о! Полный набор! А они звонят, приезжают? Ведь вы для них авторитет? Вон сколько наград заработали.
Иван Поликарпович с горечью махнул рукой.
– У них нынче другие авторитеты и кумиры. Какой-то там Моргер… Морденш…
– Моргенштерн?
– Во-во, не выговоришь, плюс некто Крид, плюс какая-то Ивлева, знаете таких?
– Крид – якобы певец, а та – блогер. В Сети их сотни, блогеров, облайканных поэтов, певцов, футболистов и прочей швали.
– Да я к ним ничего не имею, зарабатывают как могут, но противно. Чтобы в нашем поколении кумиром у молодёжи стал Морхерштер – бред! Нашими кумирами были Гагарин, Майя Плисецкая, Шукшин, Лановой, настоящие цельные люди, а кто у внуков? Пустота! Но самое противное не это, а что этих ублюдков с удовольствием раскручивает телевидение и Интернет! Я учитель с шестидесятилетним стажем и вижу, в кого превращают наших молодых людей. Вот это – по-настоящему страшно! Иногда жалею, что дожил до такого омерзительного состояния, в какое нас погрузил бизнес, проникший во все сферы жизни и в том числе в самое святое – в души людей!
– Что есть, то есть.
Иван Поликарпович улыбнулся.
– Вы повторяете Парменида.
– Кого?
– Древнегреческого философа, жил в Афинах в пятом веке до нашей эры. Он установил, что то, что есть, – есть, а того, чего нет, – нет.
Валера невольно рассмеялся.
– Лучше не скажешь. Жаль, что видят это только такие люди, как вы, прошедшие огонь, воду и медные трубы. Чиновникам наверху это недоступно.
– Чиновники тоже зависимые люди.
– Наверно, и прежде всего от верхов.
– И те зависимы – от выбранного неверно и не ими вектора развития страны. Не видят этого только слепые, идиоты и провокаторы.
Иван Поликарпович заметил выражение лица Грубина.
– Думаете, это всего лишь брюзжание старика? В какой-то мере да. Но мир и в самом деле смертельно болен и падает в пропасть вырождения и антикультуры, что усугубляет процесс. Я уже не говорю о Европе, где произведением искусства становится какашка, упакованная в стеклянный сосуд. Но и наша Россия идёт туда же, особенно поощряя поголовную цифровизацию и тотальный контроль. Я сравниваю советскую молодёжь и нынешнюю и вижу колоссальную разницу! Нынешнее поколение, мечтающее стать блогерами и миллионерами и загребать деньги лопатой, в десятки раз хуже того, что воспитало нас. Знаете, какая главная беда современной России?
– Н-ну… их много… дураки и дороги…
– Главная беда в том, что в ней понятия ум, честь и совесть стали взаимоисключающими. Это ещё Жванецкий сказал лет двадцать назад.
– Давно… – Валера почувствовал себя неуютно, будто именно он и был виноват в выводе старого учителя.
Иван Поликарпович посмотрел на него проницательным рентгеновским взглядом.
– Хотя во всех бедах виноваты взрослые, породившие наших детей и внуков. В том числе и я.
Грубин усмехнулся, встал.
– Думаю, не ошибусь, если промолчу, как говорил тот же одессит. Я вас услышал, Иван Поликарпович, и помогу увеличить срок уплаты долга. Вряд ли начальство согласится оттянуть его на год, но на месяц точно. Справитесь?
– Спасибо, мил-человек. – Старик с трудом поднялся, опираясь на костыли. – Век не забуду. Я уже позвонил сестре, обещала помочь, так что справлюсь.
Вышли в прихожую.
Напарника на стуле уже не было.
– Вы с ним дружите? – внезапно спросил Иван Поликарпович.
– Что вы, это просто сопровождающий, нам велено ходить парами.
– Остерегайтесь его. Мелкие люди с мстительным характером очень опасны.
– Ну, мелким его не назовёшь.
– Я имел в виду не габариты.
– Понял, спасибо, и до свидания. Позвоню вам к вечеру.
Дверь отрезала фигуру учителя, но светлый взгляд его остался в памяти Валеры надолго.
Бык встретил инспектора на стоянке авто: ездили судейские на служебной «Ладе Шторм». Вид у него был как после ночной попойки.
– Подписал? – спросил он угрюмо.
– Что? – Валера занял место водителя.
– Официалку. Когда оценщиков вызывать?
– Не будем никого вызывать.
Бык выкатил глаза.
– Ты охренел, баклан?! Нас же уволят на хрен!
– Не уволят, я поговорю с начальством.
– Да пошёл ты! Совсем башка поехала! Я всё доложу комиссии!
– Докладывай, – равнодушно сказал Грубин, трогая «Ладу» с места.
До здания судебной Коллегии они больше не разговаривали.
Но бывший учитель физики оказался прав.
Бык, затаивший злобу на напарника после случившегося в квартире Ивана Поликарповича, заявился к руководству комиссии первым и накатал жалобу на Грубина, в которой правды было всего на десять процентов, но которая была воспринята главным администратором судебной комиссии Ребеккой Умкиной не как простое нарушение этики, а как преступный сговор с должниками «с целью получения взятки за оттяжку срока выплаты кредитов».
Строгая шестидесятилетняя «дама с убойным взглядом» вызвала Валеру и, не выслушав инспектора как следует, заявила, что, если он не хочет тяжёлых последствий «сговора», пусть увольняется и не ищет правды. Именно так это и прозвучало:
– И не ищите справедливости, Грубин. – Умкина криво усмехнулась. – Нам не нужны сотрудники, имеющие своё мнение по поводу выполняемой работы.
Валера сдержался с трудом.
– Хорошо, я напишу заявление. Но неужели у вас нет сердца, Ребекка Леонтьевна? Я ведь ничего плохого не совершил, только хотел помочь человеку, трудившемуся на благо страны шестьдесят лет. Очень прошу, помогите Ивану Поликарповичу Снегину выжить в этой ситуации. Подождите хотя бы месяц, и он расплатится с банком.
– Вы свободны, защитник обездоленных! – отчеканила Умкина, отворачиваясь. – И больше чтобы я вас не видела!
Валера побагровел, силясь не выругаться. Так грубо с ним ещё никто не разговаривал из чиновного люда. Он хотел было ответить не менее грубо: идите туда сами! – но вспомнил слухи о том, что Быка не раз видели с главой комиссии, и остыл.
