Переживания экспериментаторов как раз и доказывали этот постулат, прежде существующий как чисто теоретический казус. Тимофей физически никуда не перемещался, когда объём возникшего «дополнительного» пятого измерения пронзил тело и заставил мозг воспринимать что-то «запутанное» с другими объектами на Земле и в космосе.
– Продолжайте, Тимофей, – сказал Феофанов, не понимающий, почему замолчал физик.
Тимофей очнулся. Положа руку на сердце, он не хотел делиться своими выводами с коллегами, хотя работалось ему с ними легко, но считал, что прежде надо облечь переживания и эмоции в формулы, а уж потом объявлять всему миру об открытии «вселенской макрозапутанности». Однако сотрудники лаборатории его бы не поняли, и молодой человек вынужден был объяснить всем свою позицию.
Выслушали его молча. Не перебивал даже Валик, раньше не преминувший бы отпустить колкость либо шутливое замечание.
– Та-ак! – протянул Петрович, почесав затылок. – Так что же я видел, по-твоему?
– Джунгли, разумеется.
– То есть пятёрка кинула меня в Африку?
– Или в Америку, но не высадила, поддерживая петлю связи с лабораторией. Иначе никто из нас не вернулся бы.
– Значит, я натурально был в Африке? И меня могли сожрать местные ребята?
Тамара прыснула.
– Долго бы ели, – усмехнулся Валик. – На дюжину крокодилов хватило бы.
– Благодарю за комплимент, – не обиделся Петрович, сам не раз шутивший над своей «худобой».
– Как вы думаете, – обратилась к Феофанову Римма, – что вы видели? Я имею в виду шпиль.
– Не только я. – Мирон Юльевич метнул на Тимофея заинтересованный взгляд. – Вы ведь тоже им любовались?
– И даже стоял на его вершине. Мне он напомнил минарет, хотя сложен был не из блоков и кирпичей, а из вертикальных брусков четырёхугольной формы. Впечатление было, что он является искусственным сооружением. А когда он вдруг стал прозрачным, в глубине я увидел целый ряд световых шипов. Эдакий странный световой позвоночник в теле змеи.
– Ну и фантазия у тебя, Тим, – покачал головой Петрович.
– Иллюзия восприятия, – сказал Валик.
– Я позвоночника не видел. – Феофанов погрузился в воспоминания. – И на змею этот сросток жил не был похож.
– Каждому своё, – кивнул Валик.
– Так что это могло быть?
– Ось, – сказал Тимофей.
Коллеги посмотрели на него с любопытством.
– Какая ось? – с недоумением спросил Петрович.
– Запутанность, реализованная как чувственная конфигурация.
Феофанов продолжал смотреть на физика взглядом завороженного удавом кролика, и Тимофей добавил виновато:
– Я почти закончил формулирование этой парадигмы. Если десятимерка существует в реальности, то все измерения должны объединяться на ещё более глубоком уровне, чем гравитация и вторичный набор констант. Поэтому мне кажется, что мы видели уровень ниже кваркового, но реализованного в макромасштабе.
– Во ввернул! – ошеломлённо пробормотал Валик. – Но если эта твоя пресловутая суперзапутанность реализована материально, почему из нас только трое видели башню?
– Не обратили внимание, испытав стресс, вот и всё.
– Подождите, джентльмены, – опомнился Феофанов. – Тимофей Архипович, вы и в самом деле затронули квантовую пену…
– Как следствие объединённого запутанностью континуума. – Тимофей поёрзал, испытывая неловкость, будто говорил с неспециалистами. – Если присоединить к интеграции взаимодействий переходы квантовых осцилляций, то и получим…
– Эвереттовское
[6] деление!
Тимофей смущённо кивнул.
– Я же говорила, что он гений! – вскочила Тамара, поцеловала физика в щеку. – Я в тебе не сомневалась!
Валик и Петрович обменялись взглядами.
– Он сошёл с ума! – сказал толстяк.
– Либо недоумки мы, – ответил Валентин Сергеевич.
– Не исключено, – задумчиво проговорил Феофанов, изучая лицо сотрудника. – Если быть точными, эксперимент по сути подтвердил эффект эвереттовского расщепления.
– В смысле? – озадаченно вздёрнул брови Валик.
– Мы стали свидетелями масштабного расширения вакуума с локальным нарушением мерности. К каждому из трёх измерений – длины, ширины и высоты, подсоединилась линия пятёрки, в свою очередь развернувшая новый вид континуума. Запутанность и проявилась в виде дополнительных ощущений и переживаний. Это уровень психо- или метафизики, а не космологии. Наш мозг принципиально не в состоянии видеть свёрнутые измерения и тем более – развёрнутые, но дополнительное поле вызывает в нём рост связей, и нам становятся доступными эффекты высших гармоник.
– Не всем, – с огорчением покачал головой Валентин Сергеевич. – Я минарета не видел.
– Почему бы нам не повторить развёртку пятёрки? – глубокомысленно предложил Петрович.
– С этими бы результатами справиться, – хмыкнул Валик.
– Да мы почти ничего и не записали.
– Не сходи с ума! Тебе не десять лет, и это не школьная лаборатория.
– Нет, я серьёзно. Мы практически не успели разобраться со своими ощущениями. Мало видели. Не огляделись. Надо только обзавестись датчиками пси-полей и видеокамерами, чтобы каждый мог представить личный отчёт.
– Но ведь защита «мерина» не выдержала, – заметила Римма. – Облако изменённого вакуума пронзило весь бункер. Что будет, если оно охватит весь корпус? А то и весь институт?
– Расходимся по местам, – объявил Феофанов. – Вытащим из компьютера все записи, проанализируем и решим. Тимофей Архипович, ваши расчёты в машине?
– Так точно.
– Скиньте мне по чистому треку, я посмотрю.
Тимофей кивнул, выходя за коллегами.
И в этот момент в помещение вошла Руна.
Женщины обрадованно приветствовали возгласами ставшую своей хранительницу IT-секретов.
Тимофей остановился, глядя на «шпионку».
Выглядела она и в самом деле сногсшибательно, одетая с виду в простенький деловой костюмчик серебристого цвета, но юбочка женщины была выше колен сантиметров на двадцать, и взгляды мужчин невольно ласкали её красивые ноги исключительно эффектной геометрии.
Ничуть не стесняясь, она улыбнулась под взглядом застрявшего в воздухе молодого человека, прошла мимо, направляясь к углу Феофанова.
– Как тут у вас свежо.
– Мы провели запуск…
Руна задержалась, по лицу женщины прошла тень.