Спасла его Руна, проговорив:
«Не будь судьёй, Грубин! Тим не виноват, что тема его работ небезопасна и может привести…»
«К концу света!»
«Как и любое другое научное открытие, которое можно использовать для создания оружия. Лучше думай, что делать в этой ситуации. Если я правильно соображаю, мы еще что-нибудь успеем сделать до включения «мерина».
«Надо сообщить президенту…» – пришёл в себя Тимофей, ощутив прилив нежности к женщине, вставшей на его защиту.
«Нам никто не поверит, разве что эксперимент удастся оттянуть на какое-то время, а потом найдётся кретин, который всё равно запустит «мерин».
«Поднимем общественность…»
«Если до того нас не убьют».
«Но пока мы здесь…»
«И что?»
«Шанс сохраняется. То есть мы можем вернуться в прошлое и, как и рассчитывали, повредить инвертор. А я после этого, помня все варианты, докажу шефу, что его технология развёртки измерений не работает».
Помолчали, разглядывая несущиеся под «окном» струи дыма и электрического сияния.
«Не хотел говорить, но придётся», – покряхтел Валера.
«О чём?»
«А если мы забудем, что прошли весь этот путь вместе, и больше не встретимся? Ну ладно мы со старым останемся знакомыми, а вот ты появилась позже и, наверно, не вспомнишь о Тимке. Такой вариант возможен? Если мы, допустим, кокнем его шефа до того, как он раскрутит свою теорию?»
«Это не выбор», – тихо сказала Руна.
«Я тоже этого боюсь… – пробормотал Тимофей. – Если ты забудешь…»
«Не вижу иного выхода. Самое простое из всего – ликвидировать Феофанова».
«Нет!»
«Тогда давайте уже действовать, пока «мерин» работает и мы сидим в машине».
Слабый ветерок мысленного прощания прилетел от Руны. Тимофей ответил мысленным поцелуем.
Виртуальное ложе «тележки» с тремя такими же призрачными пассажирами развернулось в очередной раз…
Эпилог
Что было, то будет
Ковид он перенёс тяжело, отлежав в больнице ровно две недели. Зато познакомился с парнем, лежавшим на соседней койке с тем же диагнозом, по имени Валера Грубин.
Валера оказался капитаном в отставке спецназа Росгвардии «Гром», знал много забавных историй, и с ним было интересно. Не прошло и двух дней, как молодые люди (Валера был моложе двадцативосьмилетнего физика на один год, отчего прицепил к Тимофею кличку «старый») подружились и продолжили знакомство и за пределами клиники.
Дело было весной, хотелось побыстрее встать в ряды не нуждавшихся в прививках людей, и Тимофей засобирался на работу: он числился старшим научным сотрудником Курчатовского ядерного центра, – но позвонил знакомый по кафедре института Кошелев Валентин Сергеевич (все звали его Валиком, несмотря на солидный возраст – пятьдесят семь лет) и предложил перейти в МИФИ, к доктору наук Феофанову, который занялся исследованиями в области суперструнной теории и искал сотрудников.
Тимофей долго не раздумывал, он сам интересовался теорией струн и даже писал диссертацию на тему объединения известных в природе сил.
К его удивлению, Феофанов создал свою теорию взаимодействия измерений пространства-времени и даже с помощью небольшого коллектива построил инвертор квинтик – так он называл свёрнутые измерения, получивший от сотрудников группы название «мерин».
Но работа постоянно буксовала, потому что у института не было финансовых возможностей удовлетворять любопытство учёных за счёт ущемления других исследовательских направлений, и лаборатории «Илэвен», так её стали называть, пришлось вести тему вне плана, спускаемого администрацией.
Тем не менее спустя почти два года «мерин» был построен и тестирован, оставалось только вывести его на уровень суперструн, из которых и состоял континуум Вселенной, развёрнутой масштабно в трёх измерениях и пронизанной семью дополнительными, крошечными, свёрнутыми ещё до инфляционного расширения мироздания, измерениями.
Жизнь Тимофея Бодрова в течение этих двух лет претерпела изменения.
Он развёлся с женой, переставшей понимать его постоянно занятые работой вечера, переехал на квартиру, оставленную тётей, но с Валерой по-прежнему продолжал встречаться и даже вместе отдыхал, путешествуя по стране.
Двадцать пятого апреля, ровно два года спустя после лечения от ковида, он заявился в лабораторию, бункер которой располагался под землёй, на глубине пятнадцати метров, собираясь заранее прикинуть трек развёртки четвёрки, то есть четвёртой квинтики. Ради экономии сотрудники лаборатории не говорили «четвёртая квинтика» или «четвёртое измерение», предпочитая короткое – четвёрка. Таким образом, и остальные свёрнутые в суперструны измерения назывались «пятёркой», «шестёркой» и так далее.
Никого в лаборатории ещё не было.
Физик торопливо соорудил кофе со сливками (обычно это делала Тамара, младший научный сотрудник и оператор контроля, влюблённая в него) и сел за стол, привычно уходя мыслями в мир формул и понятных только специалисту геометрий.
Что случилось дальше, он понял не сразу.
Сначала показалось, что кто-то вошёл в лабораторию, поприветствовав его, и физик даже ответил: привет. Но, оглянувшись на дверь, никого не увидел. Дверь в бункер была закрыта, он сидел один.
Подумалось: не хватало галлюников…
И тут в голове что-то шевельнулось живое, и он услышал тихий голос:
«Привет, старый!»
Тимофей снова оглянулся, вытаращив глаза, привстал, оглядывая аппаратные стойки и столы.
«Не суетись, – продолжал говорить в голове незримый гость, издав смешок. – Это я, можешь называть меня Вторым, потому что ты – Первый Тимофей Бодров, то есть аутентичный, не успевший прожить столько, сколько прожил я – Второй».
Тимофей вспотел, бесцельно ощупывая череп, встал, сел обратно.
– Или я схожу с ума…
«Или существует объяснение. У меня мало времени, поэтому слушай и не перебивай. Шеф, да и ты тоже, пока не поняли, что вы создали не просто инвертор измерений, но и страшное оружие! Скоро вы запустите «мерин», развернёте четвёрку, потом пятёрку и шестёрку. А при развёртке восьмёрки произойдёт беда: начнётся спонтанная интегральная фазовая перестройка вакуума, которая приведёт к хаотическому перемешиванию суперструн и симметрий! Не тебе объяснять, что это такое. Мир погибнет!»
«Да ладно, – недоверчиво расслабился Тимофей. – При наших энергиях, что мы используем, никакого перемешивания не случится. Даже БАК не смог поколебать вакуум настолько, чтобы началась цепная реакция распада кварков».
«Увы, дружок, ты ошибаешься. Я тоже так думал. Но развёртка восьмёрки как раз и позволяет преодолеть порог перехода ложного вакуума в истинный, в котором и находится наш мир. А после волны перестройки вакуум скатится в более устойчивое состояние. Только мы этого не увидим, потому что Вселенная превратится в мёртвую зону докварковой пены».
